думал Войцех, – «Все что поднимается выше ежедневной погони за благополучием, либо изгнано, либо предельно извращено… Веры нет, нет веры ни во что… Все боги умерли… Я замечаю, что у людей атрофируется элементарное воображение и тяга к трансцендентному. Горизонты души схлопнулись до потребления образов и вещей… Не в этом ли объяснение того, что случилось с Алисой? Да. Видимо так. Но в ее случае еще хуже. Она рассказывала мне о своей жизни в селе, на ее родине… У ней это постмодернистское, „либеральное“ европейское парадоксальным образом соединено с тем архаичным и темным, что она вынесла оттуда. Выходит, что такая амальгама вполне возможна… А я? Что же я? Как я жил до этого? Разве моя жизнь отличалась так уж сильно от этих…? Конечно, я читал, думал, искал ответы. Но мои цели и мой образ жизни были такими же как у них, „одномерных“ … Что делать? Уехать куда-нибудь? Куда? Для чего? Ради какой великой цели? Я не знаю, ради чего жить… Но и существовать, так как они не хочу… Слава богу Кшиштоф мне помог. Но, я чувствую, нет, я знаю, что это временное, хотя и интересное. А может… Может мне заняться искусством? К музыке и рисованию у меня способностей нет. А вот стихи я писал в школе. Надо попробовать…».

Войцех предался приятным фантазиям о будущем, о том, как он окунется в стихосложение, получит признание, его поэтические творения начнут печататься в журналах и издаваться в издательствах, он станет известным и богатым. Все арт сообщество Познани, да и всей Польши будет говорить о нем. «Художники» Киндзмараули и Минимович будут кусать локти от зависти к его славе…

«Нет, не то,» – вдруг прервал он свои мечты, – «Все не то… Не буду я становится поэтом. Я не могу лгать себе и другим. Как и о чем я буду сочинять стихи? Ведь, чем травояднее и бессмысленнее становится оранжерейная жизнь „одномерных“ – тем больше становится их спрос на переживания. Но трансцендентное, которое есть на самом деле истинно реальное, закрыто для них. Поэтому искусство, которое только и находит у них понимание производит фейковые переживания, кетчуп вместо крови, самый плоский примитивизм либо наоборот, высосанная из пальца сложность. Подобно тому как духовно и физически мерзкий старик Минимович пытается оживить свою энергию с юной Алисой, цивилизация „заката Европы“ тщится оживить свою увядающую жизненность, снимая все запреты, извращенно смакуя самое депрессивное, ужасное, отвратительное. Зачем в наше время нужен художник? Что может быть в нем интересного и ценного? Изощренная техника его произведений? Нет, это не то. Внутренний его мир, отраженный на холсте, в книге, в музыке? Это скука. Какая-нибудь идеология, всунутая в произведение как продукт-плейсмент? Нет, это суетность и сор. Но что же тогда? Видимо, по-настоящему ценное сейчас то произведение, в котором идея, мысль, органично воплощена в форму, в образ. Да, у Хайдегерра было это понимание искусства – художник античной Греции просто „высвобождал“ трансцендентное, платоновскую идею, сокрытую в куске мрамора или глины… Именно это отличает художника от декоратора, вроде Минимовича, или от дизайнера, работающих с формой ради самой формы».

«Ну, и – если я сам не могу уловить идеи, хотя и понимаю, что они есть, и страдаю от того, что не могу их схватить, то что ценного я могу сделать в искусстве?» – продолжал Войцех свои размышления, – «По крайней мере, надо быть честным с самим собой… Возможно, если я пойму какие-то новые смыслы, я захочу изложить их в стихах… Но сейчас я опустошен, разбит, не вижу ничего, ничего…»

Он вышел на своей остановке и медленно побрел к дому. Тихо, чтобы не будить мать, открыл дверь, также тихо прошел в свою комнату. Не раздеваясь, повалился на кровать и забылся тяжелым, беспокойным, наполненным кошмарами сном…

IX

Лопатин и Башелье в очередной раз встретились в кафе «Эйнштейн». Ярослава уже начинали утомлять эти встречи, в которых его собеседник на разные лады повторял одну и ту же мысль, что спасти мир может только элита «избранных». Вот и на этот раз француз, попивая красное итальянское вино, начал с обсуждения беспорядков на Ближнем Востоке, затем перешел на Китай, и вывел к необходимости власти элиты. Ярослав сделал серьезное лицо и сказал:

– Мой дорогой друг, я абсолютно согласен с Вашей мыслью. Но мне кажется, что одних разговоров, и даже статей в журналах и книг, которые вводят в поле обсуждения интеллектуальных кругов Европы и Америки нашу с Вами точку зрения на глобальные процессы – мало. Нужна организация богатых и могущественных людей. Даже наша нейросеть, когда она будет готова – это только технический инструмент. Кто будет ей пользоваться, если элита не сплочена и не объединена в организацию? Может быть, я чего-то не понимаю, но моя работа предполагает стратегическое мышление, поэтому я вижу в этом проблему.

– Браво! – воскликнул Башелье – Вы попали в самую точку. Но смею Вас уверить, Ярослав, такая организация уже есть.

– Как есть? Я ничего не слышал об этом, – разыгрывая удивление произнес Лопатин.

– А Вы и не должны были слышать, мой друг, – усмехнулся Лоран Башелье, пригубил бокал вина и продолжил, – Это тайная организация. Сами подумайте, может ли структура, которая стремится к власти в глобальном масштабе не быть тайной?

– Да, согласен. Но… В таком случае, с моей стороны было бы нескромным задавать Вам, Лоран, какие-либо вопросы на этот счет.

– Мне нравится Ваше отношение, Ярослав. И я объявляю Вам, что уполномочен приоткрыть Вам, как человеку, заслужившему доверие весьма влиятельных персон мира сего, завесу тайны. Да, тайная организация элиты существует. Она называется «Орден Могущества». И именно она является «заказчиком» нейросети, над которой Вы работаете. Я был направлен сюда, в Берлин, чтобы выяснить степень Вашей готовности работать на благо великих идей и целей Ордена. Вы нужны нам. И теперь, после многих бесед с Вами, я прямо, официально задаю Вам вопрос – разделяете ли Вы наши цели и есть ли у Вас желание приобщится к Ордену Могущества, стать нашим собратом, полноправным членом?

– Да, – твердо произнес Ярослав.

– Замечательно. Я немедленно сообщу об этом Крису Элфорду.

– Он тоже входит в Орден?

– Да. Он один из его отцов-основателей.

– Хорошо. А какие мои дальнейший шаги? Что я должен делать?

– Ну, естественно, Вы никому и никогда не должны ничего говорить об Ордене, если только Орден не уполномочил Вас сделать это – улыбнулся Башелье, – Разглашение тайны у нас сурово карается. И – готовьтесь к обряду посвящения в «Орден Могущества».

– Простите мое любопытство, но могу ли я поинтересоваться в чем состоит обряд?

– Не беспокойтесь, ничего особенно страшного в этом обряде нет, – снова улыбнулся француз, – Вы узнаете, что Вам нужно делать во время обряда непосредственно перед самим этим событием. Сейчас скажу Вам только, что Вам понадобится слетать в Америку, так как Ваша инициация в Орден состоится именно там. О дате поездки я Вам сообщу. Завтра утром я сам вылетаю в Нью-Йорк.

X

Посещения брата и работа с ним больше не приносили Войцеху облегчения, но, тем не менее, он продолжал ходить к Кшиштофу и работать. Он еще раз пошел в костел, исповедовался и причастился. По указанию ксендза, начал ежедневно по многу читать молитвы и поститься. На время почувствовал себя легче…

Чтобы не оставаться ни на минуту наедине со своими собственными мыслями, в свободное от работы время стал читать религиозную литературу. Поначалу это увлекло его, но вскоре наступило охлаждение, и он переключился на всякую около католическую конспирологию. Так он познакомился с взглядами «QAnon» – американского и европейского движения, сторонники которого считают, что США и даже всему миру грозит заговор политиков – сатанистов. Войцех вступил во множество групп в Фейсбуке (* организация запрещена на территории РФ) и чатов в Телеграмме, где приверженцы «QAnon» обсуждали текущие события в мире со своей точки зрения.

Постепенно перед Войцехом