– Сейчас судья, наверное, пытается подсчитать убытки от кражи, – высказал предположение Соха, молчавший до сих пор.

– Знаешь, в чем твоя проблема? – спокойно спросил Пастор, прикуривая сигарету.

Не дожидаясь ответа подчиненного, он сделал это за него:

– В том, что ты всех людей считаешь тупее себя. Я отвечаю, Мурена из хаты не взял и спичечного коробка. Они искали общак. Как видишь, не нашли. Он ведь судья, Соха, мать твою!.. Умнее тебя, бестолкового, в десять тысяч раз! Этот Костин и без подсказки поймет, что ничего ценного не взято. Кстати, позвонить ему не мешает. Наш с ним уговор в силе, а прихода Мурены никто не предполагал. Эта свинья наверняка всю квартиру на уши поставила!

Пастор набрал номер, но телефон молчал. Ситуация прояснилась через мгновение, когда из подъезда вышел Костин.

– Интересно, куда он сейчас двинет? – задумчиво произнес Соха.

– Не знаю, – пробормотал вор, набирая другой номер. – Алло! Мурена? Это Пастор. Давай без лишних базаров через пять минут у рынка пересечемся. Разговор есть. Тимура можешь не извещать – это в твоих интересах. – Некоторое время он слушал, что ему говорят, потом заявил, что согласен, и отключил телефон.

Пастор посмотрел на Соху, который ждал объяснений, усмехнулся и заявил:

– Что клюв повесил, орел ты мой? Все только начинается!

Подъезжая к рынку, Пастор заметил, что Мурена в машине один. Вряд ли он ставил в известность о встрече Тимура и Филателиста. Если такие рандеву и происходят, то только с ведома воров, иначе это может запросто назваться косяком. Скорее всего, Мурена высадил свою компанию где-нибудь за углом или у ближайшего кабака. Во время их разговора по телефону он ни разу не произнес имя Пастора вслух. Скорее всего, боялся, что подельники стуканут Тимуру. Мол, что это за общие дела могут быть у нашего Мурены с Пастором? Нет, об их встрече никто не знал. Пастор был уверен в этом.

Он поставил «Тойоту» бампер в бампер с тачкой Мурены.

– Открой-ка дверь, Соха.

Тот щелкнул ручкой, и в проеме появилась огромная голова бойца Тимура. Он с недоверием и известной долей опаски глядел внутрь, на Пастора и Соху.

– Садись! Что ты согнулся как лось на водопое?

Мурена послушно протиснулся в салон, кряхтя так, словно доживал мафусаилов век. При росте в сто девяносто сантиметров он имел вес сто пять килограммов и в недавнем прошлом был неплохим тайским боксером. За два года службы у Тимура Мурена подернулся жирком, но навыки вышибать коленями непослушные мозги сохранил даже в такой неспортивной форме.

– Что за базар, Пастор? – поинтересовался он, сгибая голову под крышей машины.

– Это кто тебя, бродягу, научил с воров спрашивать? – Пастор медленно развернулся к нему. – Тимур? Для тебя он единственный законник на территории всея Руси? Шконаря здесь нет, чтобы тебя под него загнать! Но у параши ты сегодня однозначно побываешь.

Когда Мурена услышал, как в машине сработал центральный замок, и все двери оказались заблокированными, у него похолодели ноги. Едва он шевельнулся, в его левый бок уперся ствол пистолета.

Соха, сидящий слева, посоветовал ему:

– Не дергайся.

Мурена молча сидел и наблюдал в окно, как одна за другой мелькают улицы и машина неумолимо приближается к выезду из города. Он понял, что совершил ошибку, забравшись на заднее сиденье автомобиля Пастора. Вопрос Мурена задал вовсе не из дерзости, а из желания подчеркнуть свое доброе расположение. Он ни разу не бывал в зоне, никогда не лежал на тюремных нарах, поэтому о блатной жизни знал лишь из нравоучений Тимура, который не всегда придерживался закона.

Тимур лепил из подчиненных нужных ему людей, а не верных сторонников воровских порядков. В отличие от Пастора, каждого из них Тимур мог растоптать тогда, когда ему было выгодно это сделать.

Поэтому и холодел сейчас душой Мурена, глядя, как машина заезжала в лесополосу. Он совершенно не знал, как нужно вести себя в таких ситуациях, и поэтому ему было страшно. Мурена сидел и икал, чувствуя, как все свободное пространство горла занял комок, похожий на шерстяной клубок. Он не был информирован о ситуации, сложившейся с общаком, знал лишь о задаче, которую ему предстояло выполнить: обыскать квартиру судьи на предмет наличия крупной суммы денег.

– Выведи этого чухана на свет божий, Соха, – приказал Пастор, выходя из машины, расправил на солнце плечи и добавил: – Вон к той яме его, быка!..

Мурена увидел обвалившийся погреб и почувствовал, как ноги его стали ватными. Опустив длинные обезьяньи руки, он на полусогнутых ногах добрел до ямы и умоляюще посмотрел на Пастора. После первого вопроса задавать второй было страшно и, как казалось Мурене, бесперспективно. Все равно произойдет неизбежное.

Мурене сейчас хотелось только одного – жить. Догадка о том, что он сделал что-то такое, что шло вразрез с планами вора, пришла к нему сразу. Сейчас оставалось лишь вымолить прощение любой ценой. Мурена был готов рассказать все, что угодно. Позади него зияла темнотой, пахла гнилью и нечистотами яма. Перед ним стоял человек, которого боялись и уважали все городские криминальные деятели. Он оказался между тем и другим, весь в косяках и… без понятий.

– Не нравишься ты мне, бродяга, – буркнул Пастор, взгромоздившись на капот «Тойоты» вместе с ногами. – Авторитетных людей не чтишь, не ведаешь, что творишь. Видно, отжил ты свое на этом свете.

– Пастор, гадом буду, если против твоей воли специально чего творил!.. – взмолился Мурена. – Сделаю все, что ты хочешь!

– Что же ты хозяина так быстро продал? – Пастор оскалился, и ситуация для Мурены стала выглядеть совсем ужасно. – Сука ты, а не товарищ. За хозяина подыхать нужно, в рожу врагу плевать, кровью захлебываться, но быть верным до конца. А ты что творишь? Сопли развесил. В них ли дело, фраер? Если я тебя решу кончить, то они здесь не помогут. Зачем же брюхом землю шлифовать?

Мурена замолчал, но его левая нога дрожала в колене. Он, как уж мог, старался совладать с этой собачьей дрожью, но ничего не мог поделать. От унижения и обиды за свою немощь Мурена залился краской и опустил глаза.

– Пастор, он сейчас боты закусит или в штаны напустит, – тихо заметил Соха, стараясь не нарушить жуткую атмосферу.

– А ничего страшного. Пусть обмочится, – разрешил Пастор. – Он же не боялся хату судьи подламывать. Ему тогда мочиться нужно было. Он настолько туп, что даже бровью не повел, когда судейское барахло перетряхивал, а сейчас трясется как паралитик. Фраерок, ты слышишь? – Пастор повысил голос. – Я к тебе обращаюсь! При слове «фраерок» ты, сука, должен уже хвостом пыль поднимать. Потренируемся. Ну-ка, встань на четыре кости!

Мурена посмотрел на вора в надежде на то, что ослышался.

– На колени, сука!

Подчиненный Тимура рухнул на четвереньки как подкошенный.

– Вот так и стой, пока я с тобой разговаривать буду. – При этих словах Соха вспомнил зону в Горном так ярко, словно и не выходил оттуда. – Так, я продолжаю. Бояться меня тебе нужно меньше, чем судью, у которого ты сегодня шухарил. Я тебя просто грохну, и все. Это быстро и не больно. А вот судья тебя, паря, в зону определит. С твоими понятиями по нынешней жизни тебе останется только место у параши на тюрьме да пидарской барак на зоне. Пользовать тебя там будут все, кому не западло. А это пострашнее смерти.