Дитерихс воспринял всё это как формальные отговорки и пришёл в крайнее негодование, ибо конный рейд с захватом Кургана был существенной частью его плана. Приказом командующего фронтом Иванов-Ринов был отстранён от командования корпусом. Но у него сразу же объявилась масса заступников из числа верных ему людей в казачьей верхушке. К Дитерихсу явилась делегация Сибирского казачьего войска, и, как вспоминал генерал Рябиков, командующий согласился отменить свой приказ. Правда, согласно другим данным, Иванов-Ринов командовал Казачьим корпусом только до 19 сентября, а потом перешёл на должность помощника Сахарова. Вопрос, стало быть, не выяснен. Но, как с полным основанием отмечал Рябиков, Дитерихс нашёл себе в лице Иванова-Ринова смертельного врага, который с тех пор всеми силами старался испортить и обострить его отношения с Адмиралом.[1276]

Неудача с Казачьим корпусом отчасти была восполнена действиями авиации. В течение сентября было совершено 58 вылетов. 14 сентября шесть самолётов произвели налёт на станцию Курган, сбросив 15 бомб на стоящие на путях составы и подвергнув станцию пулемётному обстрелу, вследствие чего на ней возникла паника.[1277]

С середины сентября сопротивление красных приобрело более организованный и упорный характер. 1-я армия вскоре остановилась, не доходя до Тобола. Из частей 2-й армии лишь одна вышла на его берег, продержалась здесь два дня и отошла вёрст на 15 к востоку.[1278]

3-я армия продолжала упорно продвигаться вперёд. 29 сентября её части оказались примерно в 40 верстах от Тобола. После этого красные, не желая быть прижатыми к реке, на довольно широком участке спешно отошли за Тобол. Но южнее, в районе Звериноголовской, где фронт держала Отдельная Степная группа во главе с генералом Д. А. Лебедевым, противник продолжал занимать прочные позиции на восточном берегу Тобола.[1279] В целом же «полёт к Тоболу» и по своим масштабам, и по результатам далеко не мог сравниться с «полётом к Волге».

И всё же сентябрьские победы, после затянувшейся полосы военных неудач, вызвали ликование в Омске. В сочетании с успехами деникинских войск они рассматривались как поворотный момент в Гражданской войне, как предвестник скорого и победоносного её окончания. В этой обстановке Колчак решился на такой шаг, к которому его давно склонял Совет министров, но на который не хотел пойти в период неудач, чтобы он не рассматривался как проявление слабости, – на преобразование Государственного экономического совещания в орган, избираемый населением.

16 сентября Адмирал вернулся с фронта и созвал Совет верховного правителя. Кроме обычных членов, туда были приглашены Дитерихс и Дутов. Оба поддержали проект. Дитерихс, однако, оговорился, что такое Совещание принесёт пользу лишь в том случае, если будет состоять в основном не из интеллигентов, а из крестьян. Этот момент решено было последовательно провести во всех актах.

На следующий день были опубликованы составленные Гинсом накануне «Грамата верховного правителя» и рескрипт Вологодскому. В «Грамате» (в былые времена такой документ был бы назван Манифестом), в частности, говорилось:

«…Исполненный глубокою верою в неизменный успех развивающейся борьбы, почитаю я ныне своевременным созвать умудрённых жизнью людей земли и образовать Государственное земское совещание для содействия мне и моему правительству прежде всего по завершению в момент высшего напряжения сил начатого дела спасения Российского государства.

Государственное земское совещание должно, далее, помочь правительству в переходе от неизбежно суровых начал военного управления, свойственных напряжённой гражданской войне, к новым началам жизни мирной, основанной на бдительной охране законности и твёрдых гарантиях гражданских свобод и благ личных и имущественных.

Такие последствия продолжительной гражданской войны всего сильнее испытывают на себе широкие массы населения, представляемые крестьянством и казачеством. Вызванная не нами разорительная война поглощала до сих пор все силы и средства государственные. Справедливые нужды населения по неизбежности оставались неудовлетворёнными, и Государственное земское совещание, составленное из людей, близких земле, должно будет также озаботиться вопросами укрепления благосостояния народного».

В рескрипте Вологодскому верховный правитель указывал, что он поручает Совету министров «разработать в ближайшее время проект Положения о Государственном земском совещании, как органе законосовещательном, с правом запросов министров и с правом выражения пожеланий о необходимости законодательных и административных мероприятий».

Несмотря на царившее в то время в Омске приподнятое настроение, правительственные акты встречены были всё же неоднозначно. Иностранцы спрашивали: «Когда же будет издан закон – „грамат“ мы уже читали много?» У правых был свой вопрос: «Зачем эти парламенты?» Недовольны были и левые: «Почему законосовещательное, а не законодательное?»[1280] Совет министров приступил к выработке проекта Положения, но это дело явно не поспевало за событиями и не было завершено.

Сам Колчак, как говорят, довольно скептически к нему относился. Однажды в беседе с Гинсом он сказал:

– Вы правы, что надо поднять настроения в стране, но я не верю ни в съезды, ни в совещания. Я могу верить в танки, которых никак не могу получить от милых союзников, в заём, который исправил бы финансы, в мануфактуру, которая ободрила бы деревню… Но где я это возьму?[1281]

В обстановке преждевременного оптимизма, воцарившейся в Омске после сентябрьских побед, Комиссию по эвакуации переименовали в Межведомственное совещание по вопросам деэвакуации. На его заседании 2 октября уполномоченный Министерства внутренних дел сделал доклад, в коем подчеркнул, что правила деэвакуации должны быть рассмотрены в срочном порядке, дабы избежать того хаоса, «который наблюдался в первые дни эвакуации Уфимского края и Приуралья». В ходе заседания выяснилось, что с августа до октября в Иркутск было вывезено всего три отдела омских министерств: Экономический отдел Министерства снабжения и продовольствия, часть служащих Экспедиции заготовления бумаг Министерства финансов и Главное управление местами заключения Министерства юстиции. Управляющий Иркутской губернией эсер П. Д. Яковлев, ссылаясь на нехватку в городе помещений, просил разрешения продвинуть эти отделы далее на восток или расселить по уездным городам. Совещание отвергло эти домогательства как необоснованные, приняло с поправками правила о деэвакуации, и чиновники разошлись, уверенные, что скопившиеся в Омске беженцы будут водворены на прежние свои места без паники и хаоса.[1282]