Он выпятил грудь и расправил плечи, преисполнившись сознания собственного достоинства и гордости.

— Ты не думаешь, князь, — обратился он к Набусардару, — что /это самая крупная победа Вавилонии? Навуходоносор разрушил Иерусалим и Ниневию, я же сокрушил Кира. А это труднее, это куда труднее! Теперь тень Навуходоносора не затмит меня своим величием. Имя мое засияет, подобно солнцу, вот этому солнцу, которое всходит над моей вольной державой. Все статуи Навуходоносора я прикажу утопить в Евфрате. Со стен летнего и зимнего дворцов сдеру барельефы с его изображениями. Я не желаю более оставаться в тени! Наружные стены и покои зимнего и летнего дворцов я прикажу украсить сценами из моей собственной жизни. Бронзовые плиты длиной во весь тронный зал поведают о тщетной попытке персов овладеть Вавилоном и о моем триумфе. Я великий, непобедимый государь! Не так ли, мой верховный военачальник?

Уклоняясь от ответа на столь вздорную тираду, Набусардар поправил сползавшую с плеча Валтасара мантию и, словно не слыша царя, заботливо спросил:

— Тебе не холодно, светлейший?

Он умышленно переводил разговор на другое, но царь не понял его уловки.

Долго ли продрогнуть на утреннем холодке! К тому же он в ночном одеянии да легких сандалиях. В пылу воодушевления он не заметил, как сполз плащ… Глядишь, демоны уже расставили ловушки, но твой военачальник заботится не только о войске, но и о тебе. Верно, враки все это, будто он помышляет о троне. Должно быть, это завистники и угодники сеют такие слухи.

Растроганный Валтасар взглянул на Набусардара и поблагодарил:

— Спасибо, князь. Мне не холодно. Только нить разговора из-за тебя потерял, и теперь, осени меня хоть вся священная троица, ни за какое золото в недрах Пактола не вспомню, о чем бишь хотел я тебе поведать…

— Ты говорил о пиршестве в честь отступления персидского войска.

— Верно! Об этом. И еще я сказал, что. коль скоро война окончена, мои воины, могут покинуть стены и веселиться вместе со всеми.

— А что, если персы вернутся?

— И в самом деле… Хорошо, что ты не упустил этого из вида. Оставь солдат на стенах, но кое-кому из них. позволь все же забыть о крови и смерти за бочонком вина да куском жирного воловьего мяса на вертеле. Я приду проведать моих воинов, пускай полюбуются на своего непобедимого властелина.

— Да будет по-твоему, мой царь, — поклонился Набусардар, пряча усмешку.

Внизу послышались торопливые шаги и стук котурнов.

Набусардар обернулся. За развесистыми ветвями плакучих ив мелькнули фигуры военачальников секретной службы, прибывших с плотины Набонида на Евфрате.

— Что случилось? — не дожидаясь, когда они поднимутся, крикнул Набусардар.

— Мы с вестью к его величеству. Раскрыт заговор. Ночью мы заметили, как шевельнулись камни в плотине Набонида, неподалеку от Храмового Города, почти напротив башни Этеменанки. Смотрим — четыре больших камня разом провалились внутрь и из бреши показался нос челна с тремя закутанными фигурами. Лодка поплыла по течению, а камни снова поднялись и прикрыли отверстие. Наша стража под мостом перехватила пловцов и всех троих передала в руки дознателей, поскольку выяснилось…

— Кто это был? — в один голос вскричали Валтасар с Набусардаром.

— Два эсагильских жреца, младшие уманы, и с ними одна из твоих наложниц, царь и повелитель мира, — Дария, дочь скифского князя Сириуша…

— О-у-у, — точно шакал, взвыл Валтасар и, чувствуя приступ дурноты, схватил Набусардара за руку.

— Как вы поступили с ними? — сурово осведомился Набусардар.

Услыхав в ответ, что Дария ожидает царского приговора в темнице, а уманов вызвался судить судейский двор Эсагилы, убитый горем Валтасар бросился на грудь Набусардара и прошептал:

— Зачем она это сделала? В ее чреве сокрыто драгоценное семя моего рода. О, как непостоянно людское счастье!

— Утешься, государь, — вполголоса успокаивал его Набусардар. — Мои воины избавили тебя от самого плохого. Дочь князя Сириуша ожидает тебя в темнице, и ты, как царь, вправе решить ее судьбу по своему усмотрению. Она здесь, ты не потерял ее. Зато предатели-уманы ускользнули от нас под крылышко Эсагилы, — и этого не поправишь. — Набусардар повернулся к военачальникам: — Как вы смели без моего дозволения выдать их Храмовому Городу?

— Согласно договору, который несколько месяцев назад царь царей, его величество Валтасар, заключил с верховным жрецом Исме-Ададом.

— Это правда, мой царь?

— Да.

— Но ведь Эсагила — заклятый враг твоего престола!

— Такова была воля Мардука… Мардук потребовал этой жертвы, обещая мне одолеть Кира и прочих моих врагов.

— Быть беде! — воскликнул разгневанный Набусардар и отступил от царя. — Твоя опора — твое войско, а не бесы, обитающие в Храмовом Городе. Для того они вынудили тебя заключить договор, чтобы легче было предать Вавилон.

— Я не верю тебе, ведь Вавилон — владение не только мое, но и бога Мардука.

— Сейчас ты убедишься в этом. Набусардар снова повернулся к военачальникам и, дрожа от ярости, спросил:

— С какой целью пытались эти трое бежать под покровом ночи? Отвечайте!

— В ризе одного из уманов мы нашли послание Эсагилы царю Киру, а в юбке скифской женщины — письмо египетской царевны к фараону. В своем послании жрецы подстрекают персидского властелина продолжать войну и предлагают помощь золотом. Египетская же царевна советует фараону примкнуть к персам и вместе с ними сокрушить Вавилон.

— Теперь ты убедился, царь? — воскликнул Набусардар с укором.

— Не тревожься, князь. Исме-Адад наверняка покарает подлых уманов смертью, как того требует уговор. Я все предусмотрел и оговорил. Скажи лучше, как поступить с этой скифкой, мой верховный военачальник? Поспешим в темницу.

* * *

Валтасар торопился. Стройный, как Тополь, он вдруг сгорбился. Царь понял, что не избежал судьбы отлученного от сонма сильных мира сего.

Он ждал. от Набусардара ободряющих слов и утешения. Ему хотелось услышать, что известия о заговоре ложны, что Дария, единственная звучащая струна на царской лире, дожидается его не злодейкой в темнице, а в покоях, объятых тишиной, готовая каждую минуту принять его ласку. Ведь была же она ласковой в последний раз, так, по крайней мере, ему казалось.

Ища исцеления для своего израненного сердца, царь обратился к Набусардару:

— Утешь хоть ты своего царя, скажи ему, что любовь Дарий не могла быть притворна…

При этих словах из святилища бога Таммуза, к которому они приближались, донеслась песня жрицы:

О, власть любви, о, волшебство!

Бальзам для сердца. Нож, направленный в него.