Согласно преданию, возникшему в VIII веке или позже, евангелист Лука нарисовал портрет не только Христа, но и Марии, а также двух главных апостолов. Еще более поздние легенды приписывают ему авторство целых семи Мадонн, часть которых якобы существуют до сих пор — одна, например, хранится в часовне Боргезе в церкви Мария Мадджоре в Риме. Древние Мадонны свидетельствуют о попытках представить Деву как идеал женской красоты, чистоты и кротости, а также похожей на ее божественного Сына[1225]. Петра обычно изображают круглоголовым, с кудрявыми волосами и бородой, а Павла — длиннолицым, с лысиной и заостренной бородой; оба часто держат в руках свитки или первый — крест и ключи (от царства небесного), а второй — меч (Слова и Духа).

Такие изображения Христа, святых и библейских событий находят в катакомбах и других местах погребения, на саркофагах и могильных плитах, в частных домах, на чашах и перстнях, а также (несмотря на запрет Эльвирского собора 305 г.)[1226] на стенах церквей, особенно позади алтаря.

Рукописи Библии, литургические сборники, частные дома, даже одежда должностных лиц крупных городов Византийской империи также украшались библейскими картинами. Епископ Астерий из Амасеи в Понте во второй половине IV века выступал против ношения таких «угодных Богу одежд»[1227] и советовал лучше с уважением относиться к живым подобиям Бога и помогать бедным — не носить на себе изображение расслабленного, а навещать больных, не ходить с образом грешницы, стоящей на коленях и обнимающей ноги Иисуса, а оплакивать собственные грехи горькими слезами.

Обычай простирания[1228] перед изображением в знак почтения к представленному на нем святому впервые появляется в Греческой церкви в VI веке. Следовало ожидать, что необразованные люди во многих ситуациях будут путать само изображение с изображенным на нем объектом и приписывать внешней, материальной вещи магическую чудотворную силу, связывая с образами различные суеверные представления. Даже Августин уже жалуется, что среди необразованных христиан есть много поклоняющихся образам[1229], но таковых он считает в основном номинальными христианами, не знающими сути Евангелия.

Как произведения искусства, эти примитивные христианские картины и скульптуры не имеют особой ценности. Они гораздо хуже по качеству, чем церковные здания. Они отличаются, скорее, искренностью и чувством, чем красотой и гармонией. Изначально их породило не художественное вдохновение, а практическая потребность, и, по меньшей мере в Греческой империи, их производили в основном монахи. Они вполне соответствовали духу христианства, проникнутому искренностью и возвышенными устремлениями, а не любовью к чувственной красоте, как язычество. Отсюда также отвращение христианского искусства к наготе, скромное прикрытие всего, что может вызвать похоть, и допустимость лишь открытых ладоней, ступней и лиц.

Мы прекрасно знаем, что потом вкусы христиан изменились и даже Христос на кресте и Святой Младенец на груди или на руках Матери мог изображаться обнаженным на том основании, что для чистого все чисто.

Кроме того, во времена Константина древняя классическая живопись и скульптура печальным образом вырождались, но даже и в лучшие свои дни они не могли бы адекватно отразить христианские принципы.

По этой причине нам не следует слишком печалиться об утрате многих древних произведений искусства, которые беспощадно уничтожались в иконоборческих столкновениях последующего периода, как служащие идолопоклонству. В конце Средних веков, когда церковная архитектура достигла высот своего развития, христианское искусство достигло беспрецедентного расцвета в области живописи и скульптуры, намного превзойдя, по меньшей мере в живописи, шедевры древних греков. Скульптура, способная представить человека только в его телесном, ограниченном виде, без проблеска жизни и света в глазах, подобно тени из царства мертвых, вероятно, достигла у древних греков предела совершенства, выше которого не поднялись даже Канова и Торвальдсен. Но живопись, способная изобразить человека в его органической связи с высшим миром и, до некоторой степени, в неизмеримой глубине его души и духа, проявляющихся в выражении лица и глаз, могла достичь совершенства только под влиянием христианского принципа, и образы Христа, созданные Леонардо да Винчи, Фра Беато Анджелико, Корреджо и Альбрехтом Дюрером, а также Мадонна Рафаэля стали ее благороднейшими произведениями, украсившими историю искусства.

Остается упомянуть об еще одном церковном украшении, уже принятом к этому времени среди язычников и иудеев, — священных приношениях. Например, в Дельфийском храме хранилась богатейшая коллекция даров, таких как оружие, серебряные и золотые сосуды, статуи и т. п. Почти в каждом храме Нептуна висели таблички с обетами, посвященными богу в благодарность за избавление от кораблекрушения[1230]. Похоже, у иудеев тоже были подобные обычаи; в 1 Цар. 21 говорится, что Давид отдал в святилище меч филистимлянина Голиафа. Во дворе священников можно было видеть множество мечей, копий, дорогих сосудов и других ценных вещей.

Константин украсил алтарную часть иерусалимской церкви богатыми дарами из золота, серебра и драгоценных камней. Созомен сообщает нам[1231], что Кирилл, епископ Иерусалима, во время голода продал сокровища и священные дары церкви и что потом кто‑то узнал в платье одной актрисы одеяние, некогда подаренное церкви.

Особая разновидность таких приношений, а именно, в память о чудесных исцелениях[1232], появилась в V веке; по крайней мере, она впервые упоминается Феодоритом в восьмой речи о мучениках: «Просящие с верой получают то, о чем они просят, что доказывают их священные дары, свидетельствующие об исцелении. Некоторые приносят ноги, другие руки, из золота и серебра, и эти дары показывают, что люди избавились от этих зол, в знак чего, исцелившись, принесли это». Данный обычай укоренялся вместе с поклонением святым и в Средние века стал почти универсальным. Исцелившийся от болезни считал себя обязанным принести дар благодарности святому, к которому взывал в своей немощи. Родители, ребенок которых благополучно переживал лихорадку, связанную с появлением у него зубов, приносили святой Аполлонии (которой, по преданию, слуга палача сломал все зубы клещами) дары в виде восковых челюстей. Подобным образом святому Юлиану приносили щедрые дары за удачные путешествия, а святому Губерту — за благополучное избавление от опасностей, связанных с охотой, но больше всех одаривали Деву Марию. Почти во все церкви или часовни, где есть чудотворный образ Богоматери, народ до сих пор приносит множество золотых и серебряных подарков в честь удачных возвращений и выздоровлений.