— Возьмите, к примеру, этот дом, — продолжал сенатор. — Ему триста лет, а он все так же прочен, как и в тот день, когда его построили. Построили из доброго камня и дерева. Построили искусные рабочие… — Он бросил на Блейка проницательный взгляд. — Но что это я — стою, разглагольствую, а вы тем временем мало-помалу леденеете. Поднимитесь вон по той лестнице справа. Первая дверь налево. Там моя комната. В шкафу найдете сандалии. Да и шорты ваши тоже, наверное, промокли насквозь.

— Должно быть, так, — ответил Блейк.

— В туалетном столике найдутся шорты и все, что нужно. Ванная справа, как войдете. Десять минут в горячей воде вам не повредят. А я пока велю Элин сделать кофе и распечатаю бутылочку доброго коньяка.

— Не утруждайте себя, — сказал Блейк. — Вы и так уже столько сделали…

— Пустяки, — ответил сенатор. — Я рад, что вы заглянули ко мне.

Вцепившись пальцами в шерстяной халат, Блейк взобрался вверх по лестнице и вошел в первую дверь налево. За дверью справа он увидел белую блестящую ванну. А эта мысль о купании в горячей воде совсем недурна, подумал он.

Блейк вошел в ванную, бросил коричневый халат на крышку корзины, снял свое замызганное одеяние и швырнул его на пол. Он опустил глаза и удивленно оглядел себя. Он был гол, как сойка. Он потерял свои шорты неизвестно где, непонятно как…

Когда Блейк вернулся в большую комнату с камином, сенатор ждал его. Он сидел в кресле, а на подлокотнике примостилась темноволосая женщина.

— Э… молодой человек, — сказал сенатор, — вы назвали себя, да я не запомнил имени…

— Эндрю Блейк.

— Уж извините, — проговорил сенатор. — Память у меня уже не такая цепкая, как когда-то. Это моя дочь Элин. А я — Чандлер Гортон. Из бормотания того балбеса на улице вы, конечно же, поняли, что я сенатор.

— Познакомиться с вами, сенатор, и с вами, мисс Элин, большая честь и радость для меня.

— Блейк? — переспросила девушка. — Где-то я слышала это имя. Совсем недавно. Скажите-ка, чем вы знамениты?

— Я? Ничем, — ответил Блейк.

— Но это же было во всех газетах. И по трехмернику вас показывали, в новостях. А, теперь знаю! Вы тот человек, который вернулся со звезд…

— Что ты говоришь? — воскликнул сенатор, тяжело поднимаясь с кресла.

— Как интересно! Мистер Блейк, вон то кресло очень удобное. Можно сказать, почетное место: возле самого камина, и все такое…

— Папе нравится разыгрывать из себя барона или, может быть, сельского сквайра, когда приходят гости, — сказала Элин Блейку. — Не обращайте внимания.

— Сенатор — очень любезный хозяин, — заметил он.

Сенатор взял графин и потянулся за стаканами.

— Вы помните, что я обещал вам коньяку, — сказал он.

— И не забудьте похвалить его, — добавила Элин. — Даже если он лишит вас дара речи. Сенатор — ценитель коньяков и гордится этим. А чуть погодя, если вам захочется, выпьем кофе. Я врубила автошефповара…

— Шеф снова заработал? — спросил сенатор.

Элин покачала головой:

— Не очень-то. Сварил кофе, как я просила, да еще яичницу с ветчиной поджарил. — Она взглянула на Блейка. — Хотите яичницы с ветчиной? Наверное, она еще не остыла.

Он покачал головой:

— Нет, большое спасибо.

— Это новомодное изобретение годами пекло оладьи, — сказал сенатор. — Что ни наберешь на диске, итог получался один и тот же. Правда, отбивные шеф тоже жарил, хотя и редко.

Он вручил всем по стакану и сел в кресло.

— Немудреный уют — вот за что я люблю этот дом, — сказал он. — Триста лет назад его возвел человек, заботившийся о собственном достоинстве и понимавший кое-что в экологии. Поэтому он и построил дом из чистого известняка и леса, который тут рос. Он сделал так, что дом не довлеет над окружающей его природой, а вливается в нее как составная часть. И здесь нет никакой технической ерундистики, кроме автоповара.

— Мы — люди старомодные, — сказала Элин. — Мне всегда казалось, что жить в таком доме, как этот, все равно что обитать, скажем, в землянке в двадцатом столетии.

— И все-таки дом не лишен своеобразного очарования, — ответил Блейк.

— А это ощущение прочности и безопасности…

— Да, вы правы, это тут есть, — сказал сенатор. — Прислушайтесь к ветру, который тщится ворваться сюда. Прислушайтесь к этому дождю.

Он покрутил свой стакан, заставив коньяк плескаться.

— Конечно, он не летает, — продолжал сенатор, — и не будет с вами разговаривать. Но кому нужен летающий дом и…

— Папа! — воскликнула Элин.

— Простите, сэр, — сказал сенатор, — у меня есть свои привязанности, я люблю о них поговорить и подчас позволяю себе увлечься больше, чем следовало бы. Подозреваю, что иногда я бываю неучтив. Дочь вроде бы сказала, что видела вас по трехмернику…

— Сказала, папа, сказала! Ты совсем не обращаешь на меня внимания. Так увяз в своих биоинженерных слушаниях, что ничего не замечаешь.

— Но ведь это очень важные слушания, милочка, — возразил сенатор. — В скором времени человечеству предстоит принять решение: как быть со всеми этими планетами, которые мы открываем. И я заявляю тебе, что только безумец мог предложить создавать на них земные условия. Подумай, сколько времени и денег проглотит эта работа.

— Кстати, совсем забыла, — сказала Элин. — Мама звонила. Сегодня вечером ее не будет дома. Она прослышала о грозе и останется в Нью-Йорке.

— Прекрасно, — проворчал сенатор. — В такую ночь лучше не путешествовать. Как ей понравился Лондон? Она что-нибудь говорила?

— Она в восторге от спектакля.

— Мюзик-холл, — пояснил сенатор Блейку. — Возрождение древнего развлечения. Очень примитивного, по-моему. Жена прямо больна им. Она у нас человек с претензией на тонкий художественный вкус.

— Какие ужасы ты говоришь! — воскликнула Элин.

— Ничуть не бывало, — ответил сенатор. — Это правда. Однако вернемся к биоинженерии. Может быть, у вас есть на сей счет какое-то мнение, мистер Блейк?

— Нет, вряд ли, — ответил Блейк. — По-моему, я несколько утратил связь с ходом вещей.

— Утратили связь? Да, так и должно было случиться. Эта шумиха вокруг звезд. Теперь я вспоминаю. Вы были в капсуле, и вас нашли какие-то шахтеры с астероидов. В какой системе?

— В окрестностях Анареса. Маленькая звезда, безымянная, с одним только номером. Но я ничего этого не помню. Меня не оживляли, пока не привезли в Вашингтон.

— И вы ничего не помните?

— Ничегошеньки, — ответил Блейк. — Моя сознательная жизнь началась меньше месяца назад. Я не знаю ни кто я такой, ни…