тем, что не получил точных указаний от генерала Слащева о времени наступления десантного отряда. Сам же не позаботился установить наблюдение или запросить генерала Слащева.

5) В момент катастрофы, переживаемой алексеевцами, полковник Гравицкий находился на Арбатской стрелке, в 3 верстах от переправы, там же стояла и батарея, находившаяся в его распоряжении. А будь она на позиции и открой она огонь по противнику, переправа алексеевцев прошла бы иначе и потери были бы ничтожны.

Говоря о действиях самого десантного отряда, генерал Шольп вменяет его руководству нерешительность и из этого вытекающее медленное, особенно вначале, продвижение отряда. Хотя (примечание автора этой статьи) отрядом за 4 дня было с боями, по тылам противника, пройдено больше 70 верст.

О результатах расследования генералом Шольпом был послан доклад в штаб Главнокомандующего.

В заключение своих воспоминаний о разборе этого дела генерал Шольп пишет: «…Что Слащев избежал справедливой за это кары, то, вероятно, только потому, что незадолго до этого получил наименование «Крымского». Последующие действия генерала Слащева и полковника Гравицкого в Болгарии и переход их на службу к большевикам показал, что эти люди были не на своем месте». (Воспоминания генерала Шольпа находятся в «Архиве генерала Головина», который, в свою очередь, находится в Хуверской библиотеке Стад фор дского университета, Калифорния, США.)

Этим не кончилось знакомство алексеевцев с полковником Гравицким. В Галлиполи полковник Гравицкий был назначен командиром вновь сформированного Алексеевского полка. Это вызвало среди алексеевцев протесты и возмущение. Обратились к генералу Врангелю. Он назначил «второе» расследование, которое поручил генералу Экку265. Как мне рассказывали, уже тогда появилось подозрение, что полковник Гравицкий связан с большевиками.

Из всего вышесказанного нет сомнения, что о результатах «первого» расследования генерала Шольпа почему-то генералу Врангелю не было доложено. Иначе в его воспоминаниях не было бы ошибки, о которой говорится в начале этой статьи, и полковник Гравицкий понес бы заслуженное наказание еще в Крыму.

Б. Пылин266

Алексеевцы в Крыму267

В Крыму при Врангеле

Путь наш был не долог. Через несколько часов мы прибыли в Керчь, где и высадились. Наш полк расквартировался в селе Катерлес, в четырех верстах от Керчи.

После многих месяцев боев и так выматывающего отступления наш полк в первый раз получил передышку. Передышка была просто необходима, чтобы собраться с силами, воспрянуть духом и стать опять боеспособными.

Общая обстановка первых дней в Крыму была не особенно благоприятной для спокойного отдыха. Фронт на Перекопе держался благодаря мужеству немногочисленных войск, главным образом юнкеров, под командой генерала Слащева, того самого Слащева, поведение которого в то время ничем не предвещало его печального конца. В тылу свирепствовал тиф, косивший людей тысячами.

Как следствие длительного отступления и неудач, мораль и дисциплина войск пали. Авторитет высшего командования был поколеблен; была поколеблена вера в победу; появилась критика тех, кому до этого безоговорочно верили. Ползли мрачные слухи и сплетни, в которых указывались имена виновников перенесенных армией неудач. Чаще других фигурировало имя генерала Романовского, начальника штаба генерала Деникина.

Англичане, до какой-то степени помогавшие Добровольческой армии, отказались от дальнейшей помощи и в категорической форме, в виде ультиматума, предложили ей начать переговоры с большевиками о мире. В этих переговорах они предлагали свое посредничество. Не пользовавшиеся никогда у большинства русского народа ни симпатиями, ни доверием, англичане и в этот раз показали свое истинное лицо беспринципных политиков, к тому же, как события теперь показывают, проявили преступную недальновидность. Однако белый Крым сдаваться не хотел, пораженческих настроений не было, и о переговорах с большевиками не могло быть и речи.

При создавшейся обстановке генерал Деникин видел, что для спасения армии и для успешного продолжения борьбы нужны решительные перемены, нужны новые имена и новые авторитеты. По его приказанию в Севастополе созывается совещание высших военачальников, задачей которого было наметить кандидатуру нового Главнокомандующего. На это совещание ездил и наш командир полка.

Совещание единодушно выразило доверие генералу Деникину и просило его остаться на своем посту. Но несмотря на это, генерал Деникин, как известно, 21 марта (ст. ст.) слагает с себя звание Главнокомандующего и передает власть генералу Врангелю.

Так начался новый период Добровольческой армии под командованием генерала Врангеля. Назначение генерала Врангеля никого не удивило: его имя всем было известно. Он пользовался в армии популярностью, ему верили и считали, что он с честью выведет армию из тяжелого положения.

В один из первых дней нового командования в нашем полку произошел инцидент, заставивший почувствовать новую, твердую руку и осознать серьезность ответственности за свое поведение. Несколько офицеров нашего полка за дебош в пьяном виде в городе были неожиданно разжалованы в солдаты. Такое наказание за такого рода поступок, быть может, было слишком суровым и жестоким по отношению к заслуженным в боях офицерам, но с точки зрения дисциплины и поднятия авторитета Белого Воина, в обстановке разлагающегося Крыма, было оправдано и необходимо.

Новая власть по-серьезному взялась за восстановление пошатнувшейся воинской этики и морали. Как ни странно, для этого процесса не потребовалось много времени и больших усилий. Приехавшие с Кубани полки были сравнительно малочисленны, но в этой их малочисленности, как это ни звучит парадоксально, была до некоторой степени их сила. Во время долгого отступления произошел естественный отсев – все слабое и сомневающееся отстало и распылилось, осталось более сильное и верное, в главном молодежь, решившая идти до конца. Поэтому неудивительно, что боеспособность армии и дисциплина были восстановлены в невероятно короткий срок.

24 или 25 марта неожиданно в Керчь приехал новый Главнокомандующий. Был парад, в котором принял участие и наш полковник. Все как-то подтянулись, почистились, принарядились как могли и приняли бодрый вид. После парада генерал Врангель обратился к войскам с речью. Он был на голову выше всех, стройный, затянутый в черкеску, с гордо посаженной головой, весь – порыв, энергия и вера.

Я видел его в первый раз. Позднее, уже в эмиграции, мне пришлось его видеть еще несколько раз. С того времени прошло больше 50 лет, многие чувства и взгляды переменились, многое видишь другими глазами. Но и теперь, когда я вспоминаю Врангеля, я всегда вижу его именно таким, каким он был тогда в Крыму, в марте 1920 года. «Вождь Божьей милостью», – как его назвал П.Б. Струве, в звезду которого тогда мы все верили. Он говорил хриплым, сорванным от многих речей голосом. Точного содержания его речи память не сохранила. Но смысл ее был, что не все потеряно, что на нашей стороне