Какие награды? Да за один взгляд Марии можно отдать всё на свете! Она – твоя награда, спосланная проведением!

Боже, как все сложно! Не о том думаю! Не о том!

Пороховой дым выветрился из блиндажа. Павел вновь зажёг свечу. Встряхнул постель, выгоняя вшей. Обильно посыпал покрывало персидским порошком, стянул сапоги и с блаженством растянулся на жёстком ложе. Но вдруг нос защекотал запах пирогов. За сутки один раз только попил чаю да схрустел пару сухарей. Он тут же подскочил и с жадностью набросился на угощение.

Сверху раздалось:

– Адмирал на борту!

Павел быстро положил остатки пирога обратно в корзинку и выбрался наружу. Адмирал Нахимов, как всегда спокойный, серьёзный, всё в том же парадном сюртуке с золотыми эполетами, стоял в окружении офицеров.

– Почему бардак на бастионе? – отчитывал адмирал капитана Мельникова.

– Не успеваем исправлять повреждения, – докладывал тот. – Народу мало. Солдаты вымотались.

– Солдаты? А матросы где? Боцман, матросов ко мне!

Засвистела дудка. Канониры тут же прибежали и построились в две шеренги.

– Что за срам? – обратился к ним Нахимов. – Полгода учитесь под огнём строить и исправлять. Пора бы приноровиться. Смекалку иметь.

– Рады стараться! Будет сделано! – дружно ответили матросы.

– Так, принимайтесь! За подобный беспорядок на корабле, я бы вас порол беспощадно. Чистота на палубе – верный путь к победе! – Обратился к капитану Мельникову: – Мины сильно повреждены?

– Никак нет, – доложил капитан. – Одну камору завалило, да троих человек придавило. Но все живы.

– Глядите в оба, – предупредил Нахимов. – Они готовят генеральный штурм. Нельзя прозевать.

Штурм

С третьего июля противник обрушил всю мощь батарей на Малахов курган и третий бастион. С четвертым и пятым велась вялая перестрелка. Изредка сигнальщик кричал: «пушка!» или «маркела!» Но никто не суетился. Прятались неспешно за укрытиями, иногда вообще не прекращали работы. В полдень жара становилась нестерпимой. Все разбредались по своим углам на обед. Кашевары разводили костры. Матросские жены спешили на батареи. Караульным приказывали их не пускать, но женщины всё равно находили лазейки.

Ужасно донимали мухи. Перед образом, где складывали покойников, жужжал живой ковёр. Мухи забирались везде. Даже у Павла в подземелье они облюбовали потолок. Козлов научил его выкуривать назойливых гостей. На широкую дощечку насыпал порох тонким слоем, осторожно подносил к потолку, где особенно много скапливалось насекомых, и поджигал. На короткое время эта процедура спасала. Но вскоре опять в воздухе противно жужжал целый рой. С крысами в минах справлялась маленькая злая собачка. Её все любили и подкармливали. Она была чёрная, кучерявая. Шерсть вечно спутанная, грязная. Но крыс давила беспощадно. К собачонке тут же приклеилась кличка Зулус. Её пробовали дрессировать: заставляли прыгать через палку, давать лапу или ходить на задних лапках, но Зулус сразу дал понять, что он грозный крысолов, а не цирковая шавка. Все эти фокусы ей противны и не интересны.

В три часа по полудню, Павел пристроился за горжу со старым журналом «Библиотека для чтения». Удалось одолжить пару номеров у Александра с корабля. Комендоры, расселись у орудий, о чем-то весело разговаривали. Один из них, татарин, рассказывал, как ходил к местным татарам на какой-то мусульманский праздник. Завидев форму, некоторые испугались, подумав, что он пришёл их ограбить. Но солдат прочитал без запинок Аль-Фатиха, и его тут же приняли за своего, звали наперебой в гости, угощали. Солдаты прикрытия курили. Кто-то дзинькал на балалайке. Ординарец командира батареи раздувал самовар. Даже серый батарейный кот, вечно прятавшийся в минах, вылез погреться на солнышке. Разлёгся на орудийной площадке, сладко жмуря глаза. Его тут же облепили мухи, и он клацал зубами, стараясь поймать хотя бы одну.

– Маркела! – закричал сигнальщик. – Две! Три!

На бастион горстями посыпались бомбы и ядра. Кот вмиг слетел с орудийной площадки и юркнул в мину. Комендоры бросились к пушкам. Началась пальба. Стрелки поспешили к банкетам. Загудел, задымил весь Севастополь. Павел спрятал под камень журнал. Отошёл за горжу, готовый с сапёрами броситься к первому же разрушению. Бастион затянуло дымом и пылью. Из клубов выносили раненых и убитых комендоров. Командиры батарей призывали смену.

К Павлу прокрался Козлов.

– Приказано сапёрам в мины залечь, – прокричал он чуть ли не на ухо. – С мортирных батарей кидают навесными. По резервам бьют.

– Хорошо, – сказал Павел и приказал всем спрятаться в минных колодцах.

– А вам велено на Корниловский отправляться с ротой, – добавил Козлов. – Они там, за Язоновским ждут вас.

Рота солдат Владимирского полка, вооружённая заступами и кирками стояла в готовности. Спустились к Пересыпи, затем полезли на курган к Корниловскому бастиону. Павел заметил, что вражеская артиллерия стреляет не по оборонительной линии, а бомбит сам город. В Корабельной слободе начались пожары. Взрывы слышались у морского госпиталя и на Николаевской площади.

Наконец добрались к месту. Корниловский имел овальное очертание. Сомкнутые укрепления с прочным бруствером окружал ров. Внутри возведено множество траверзов для защиты от продольных выстрелов. Большинство траверзов приспособили под блиндажи. Проходы узкие. От гласисной батареи до башни тянулась открытая площадка. Её называли «Чёртовым пятаком». Здесь вероятнее всего можно было погибнуть от пули или от осколка, поэтому «Чёртов пятак» старались проходить быстро, но не бегом. Броситься бегом через «Чёртов пятак» – показать свою трусость. Склон в сторону города был намного круче, чем в сторону неприятеля. Зато отсюда можно наблюдать за всеми позициями противника. Подошли к башне, укрылись за её стеной.

Башня представляла собой сводчатую одноэтажную казарму с одним входом и узкими стрельчатыми окнами. Внутри помещался перевязочный пункт и штаб коменданта кургана, капитана Керна. Самому капитану ещё не исполнилось сорока. Живой, приветливый, но весьма строгий. Чувствовал себя хозяином на бастионе. Матросы его любили, как отца родного.

Павел расставил рабочую смену. Но вскоре всех пришлось вновь отвести за башню. Неприятель, буквально, засыпал курган снарядами.

Сигнальщик на башне, прячась за мешками с песком, с оптической трубой в руках, внимательно наблюдал за вражескими батареями. Иногда он отрывался от трубы и хрипло кричал, стараясь перекрыть гул канонады:

– Шестиорудийная! Раз, два, три, шесть! Трёхмортирная! Бомба! Правый фланг, берегись!

На правом фланге, спустя несколько мгновений прогремел взрыв.

– Бомба! – вновь кричал сигнальщик. – Армейская!

Снаряд угодил куда-то за горжевую стенку, где находился полк прикрытия.

– Бомба! Пить пошла!

Ядро перелетело в бухту и плюхнулось в воду.

– Наша! Сердитая! – предупредил он.

– В стороны! – прикрикнул Павел на своих солдат.

Все бросились за укрытия. Бомба угодила в батарею.

– Не высовываться! – требовал Павел.

–Что, страшно, поручик? – услышал он над собой голос, полный спокойствия.

Перед Павлом стоял капитан Керн со стаканом чая в руке,