Как мне будет тебя не хватать, папа! Сколько новых обязанностей появляется у меня после твоего ухода! Как оставить маму одну? Я и сам чувствовал себя ошарашенным и беззащитным.

Бросил последнюю горстку земли на гроб отца и уже как старший начал пожимать руки пришедшим на похороны знакомым и незнакомым людям. Как много, оказывается, у папы друзей и почитателей! И как много друзей у моего брата! Уже выросло и возмужало новое поколение. Всю похоронную церемонию: транспорт, военный оркестр, будущее поминальное застолье – организовали Рафа, мои друзья и друзья брата. На поминках рядом со мной сидела плачущая Тереза; не стесняясь сопровождающего ее Бориса, обняла меня и разревелась на всю комнату Иветта. Телеграмм с выражениями скорби по случаю кончины отца было так много, что последние я прочел уже спустя несколько дней. Пришли телеграммы и от моих новых друзей и знакомых: следователей, с которыми я работал полгода назад в Туле, прокурора Кокчетавской областной военной прокуратуры, директора совхоза Тимофея Петровича и секретаря парторганизации Куркина, моих помощников Дмитрия и Тихона и, наконец, от Регины Шнайдер. Как много вокруг хороших людей! С какой готовностью все они стремятся ответить добром на добро. Я люблю вас, люди! Я признателен вам за участие…

Поздним вечером, когда за столом осталось человек двадцать самых близких родственников и друзей, ко мне подошла кузина Рина.

– Давид, там незнакомый русский генерал и девушка. Спрашивают тебя.

– Чего же ты ждешь, пригласи их!

Каково же было мое удивление, когда я, выйдя в коридор, увидел стоящих там Петра Юрьевича Орловского в генеральской форме и Фаину.

– Как вы узнали? Не ожидал увидеть вас здесь.

– Видишь ли, – начал генерал Орловский, – несколько дней назад Ольга хотела сообщить тебе радостную новость: образованная по моей просьбе служебная комиссия еще раз вернулась к вопросу о вашей драке и пересмотрела решение о твоем отчислении. Было очевидно, что в отличие от других ты единственный не был пьян и явно поневоле оказался втянут в драку. Поэтому она тут же позвонила в совхозную администрацию, а там сказали, что у вас дома, видимо, произошло какое-то несчастье и ты несколько часов назад уехал. Тогда мы связались с твоими родными, они и рассказали о случившемся. Мы с Ольгой решили, что обязательно должны лично принести тебе соболезнования в этом великом горе. Ольга дала знать Фаине, она попросила разрешения присоединиться ко мне, и вот мы здесь. Только ты извини, завтра у меня сложный день, через несколько часов я ночным рейсом улечу обратно в Москву.

– Я остаюсь, – сообщила Фаина.

– Хорошо. Рина, возьми на себя заботу о Фаине, пожалуйста. Она пока поживет у вас. Потом определимся.

* * *

Глубоко за полночь, когда все родственники и друзья разошлись, мы с мамой и братом остались одни.

– Мам, тебе надо поспать.

Зазвонил телефон.

– Подойди, Давид, это междугородный. Мари уже несколько раз звонила. Наверняка она.

Оказалось, звонил Игорь Барабашев из Кокчетава, еще раз принес соболезнования от имени военной прокуратуры.

Мама сидела молча, затем со вздохом поднялась на ноги:

– Не могу я, ребята, спать в этой комнате. Лучше перейду в кабинет. Мне все кажется, что папа рядом. Каждые полчаса встаю, чтобы его укрыть.

Мы знали, что в последние годы папа плохо спал. Из-за диабета он часто потел, и мама несколько раз за ночь меняла ему белье.

Снова зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос Мари:

– Давид, это я.

– Я понял.

– Как я переживаю, что меня нет рядом с тобой! Я так любила твоего отца…

– Спасибо.

– Мама и все наши родственники выражают тебе и всем вам искренние соболезнования.

– Спасибо.

– Не знаю, что и сказать…

– Я тоже не знаю.

– Завтра позвоню.

– Хорошо.

Я повесил трубку.

– Давид, кто эта девушка, что приехала с генералом? – поинтересовалась мама. – Дочь твоего начальника?

– Нет, мам, подруга.

– Красивая, на итальянку похожа, – заявил брат. – Но, конечно, до Мари ей далеко!

– Не твое дело, боксер.

– Дав, ты третий год мотаешься по стране, совсем от семьи отвык. Я уже взрослый человек, меня вся республика знает, да и не только республика! А ты продолжаешь относиться ко мне как к студенту.

– Неправда, боксер. Я тобой горжусь!

– Давид, что будет с Мари? – снова спросила мама.

– Не знаю, мам, я бы тоже хотел это знать. Пошли спать.

Семь дней я неотлучно находился дома рядом с мамой. Всю неделю нас навещали родственники, друзья, по вечерам приходили самые близкие. По церковным традициям полагалось отмечать семь и сорок дней после похорон. Этих правил придерживались все, независимо от того, был умерший религиозным человеком или нет, коммунистом или беспартийным, государственным деятелем или простым механизатором. Древний обычай врос в культуру народа, вошел в его быт, поэтому по-другому и быть не могло. В большинстве случаев приглашали еще и священника, и похороны сопровождались церковными песнопениями. Но в нашей ситуации, учитывая то, что папа был именно партийным работником, отпевание по церковному обряду было исключено, как бы ни просили об этом тети. Правда, позже, когда мы с братом уехали, родственницы пригласили священника к нам домой.

После того как мы отметили семь дней после похорон отца, я, с трудом скрывая слезы и волнение, попрощался с матерью. Видно было, что она ушла в себя, в свой мир, где папа был жив и где она непрерывно вела с ним диалог.

– Давид, у этой «генеральской девушки», – так мама звала Фаину, – исключительный характер. Я это почувствовала, даже ни разу не поговорив с ней. Она человек крайностей – это очевидно. Ты или друг, или враг, без промежуточных вариантов. Не играй с ее судьбой, пока не решишь все вопросы с Мари, она достойная девушка. Я в душе надеюсь, что вы с Мари в конце концов найдете общий язык и она вернется сюда.

Поздней ночью перед моим отъездом позвонила Мари.

– Давид, это я.

– Слушаю тебя, Мари! Я улетаю продолжать службу, хотел позвонить тебе уже из Москвы.

– Ты женился на дочери своего генерала?

– Кто тебе сказал такую глупость? Тереза?

– Во-первых, не Тереза, а Иветта. И почему глупость, она же у вас дома. Как ты мог так поступить со мной?

– Не плачь. Я уже не верю твоим слезам и обещаниям. Если бы ты меня любила, собралась бы и прилетела с ребенком сюда. Хватит играть в глупые игры и ломать сентиментальную драму, два года прошло! Ты мучаешь всех нас и себя тоже. Прилетай! Время не самое удобное, но не для тебя, ты же член нашей семьи!