— Не слушай старого, Андрюха, — негромко сказал Петрушин. — К гадалке не ходи, этот Червяков перед тем, как стакан со звездой тянуть, ноль-семь водовки в одно рыло убрал. Вот он краёв и не увидел.

Три бутылки «Беленькой» разошлись на ура. Ещё быстрее опустела кастрюлька с шашлыком. В связи с этим был объявлен получасовой технический перерыв. Все, кроме горемыки Савченко, покинули беседку.

Петрушин с Капустиным двинули к мангалу. Валера принялся нанизывать мясо на шампуры, а его добровольный помощник с помощью фанерки стал раздувать угли, успевшие подёрнуться серым пеплом.

К этому времени Рязанцев утратил способность совершать осмысленные действия. Кураторы приставили его к беседке. Упершись лопатками в перила, Андрейка сохранял вертикальное положение. Фыркая и ухмыляясь, он снисходительно делился с шашлычниками секретами кавказской кухни.

Сердюк врубил бумбокс. Из колонок разухабисто заголосил мэтр отечественного шансона Шуфутинекий.

Зачем, кассир, нажал ты кнопку?!

Сигнал дал на Петровку?!

Наряд патрульный вызвал ты зачем?!

Музыкальные вкусы диджея не потрафили Сане Малову.

— Чё за отстой, Серый?! Ты не в кельдыме! Здесь приличные люди гуляют!

Владелец музыкального центра пытался отстоять репертуар. На правах старослужащего Малов послал его в трухлявый пень. Поставил свой диск, добавил громкости. После энергичного проигрыша клавишных хрипловатый баритон Ивана Кучина возвестил бесшабашно:

— А выкидуха, а выкидуха, Вдруг щелкнет сухо под шум и гам. Вдруг щелкнет сухо, вдруг щёлкнет сухоИ жизнь мою распишет вам…

— Совсем другое дело! — расцвёл Малов. — Человек четыре раза сидел, пайку хавал, а Шуфутинекому твоему только по кабакам лабать! Ну чё, парни, кто со мной в футбол?

Компанию живчику «Ronaldo» составили Ломидзе, Сутулов, Сердюк и Муратов. Рома Калёнов, приняв на грудь сто пятьдесят водки, вышел из роли важной шишки и тоже решил погонять мяч.

Кобылянский отговорился под предлогом сбережения новых туфель:

— Знаешь, сколько за них отдал? Италия! Новая коллекция!

От скуки и озорства Феликс начал приставать к Рязанцеву:

— Устин Акимыч, где ты так нализался?[371] Опарафинил ты, Андрюха, псевдо «Правильный». Другую кликуху тебе надо придумать. «Хрон» или «Пьянь». Чего ты ёрзаешь? Отлить, что ли, хочешь? Э, здесь не надо! Погоди, чего это у тебя, мужик? Испачкался…

Кобылянский указал Рязанцеву на грудь. Захмелевший убойщик купился на детский розыгрыш, уронил голову, чтобы взглянуть на непорядок в гардеробе. И нос его оказался защипнут жёсткими пальцами Феликса, глумливо захохотавшего своей шутке.

Андрейка встряхнулся и снизу без замаха стукнул юмориста в середину подбородка. Сила была приложена небольшая, сногсшибательный результат получился за счёт техники. Взмахнув растопыренными руками, Кобылянский брыкнулся в чипыжи[372]. Неуклюже, с оглушительным рёвом поднялся, кидаясь на обидчика.

— Урою, сука!

Сухой щелчок по бороде, и снова Феликс рухнул на спину. Командуя «брэк», от мангала скакнул Капустин. Усмирять Рязанцева надобность отсутствовала. Он оставался в приданном ему ранее положении — прислоненный к беседке. Только взгляд его менял выражение, из стеклянного делался оторопелым.

Бросив на голевом моменте игру, набежали футболисты. Сцапали Кобылянского за руки. Он колотился, как эпилептик в припадке, но попытки освободиться скорее имитировал. Из модных штанов выпрастался подол ещё более модной рубахи, обнажив розовое, бурно волнующееся при каждом движении пузо.

— Порву пидора!

Пьяный мозг Андрейки среагировал на оскорбление обострённо. Глаза налились мутной кровью, он рванул вперёд.

— За базар ответишь!

Хорошо, Капустин выказал завидную реакцию, успел обхватить бойца поперёк торса. Выворачиваясь, Рязанцев напрягся до крепости стали, но ветеран тяжёлой атлетики удержал вес.

Сердобольная Ира Сырова решила применить женские чары.

— Подождите, мальчишки, я его успокою. Андрюшенька, ты чего взбеленился? Отойдём-ка в сторонку, хороший мой, поговори-им…

Поддерживая шатающегося опера за локоть, Сырова повела его к Клязьме. Прижавшись бочком, что-то шептала на ухо, гладила по руке. Рязанцев в ответ покладисто кивал головой, производя впечатление образумившегося.

Все посчитали, что инцидент исчерпан. Подрагивающими руками Кобылянский сунул в рот сигарету. Ощупал подбородок, опасливо подвигал нижней челюстью. Сморщился от боли.

— В корягу оборзел, колхоз!

— Сам нарвался, — Валера Петрушин, переворачивая над раскалёнными углями шампуры с мясом, объяснил народу причину Андрейкиного бешенства.

— Я в шутку! — кручёный Феликс не собирался признавать вины.

Тут раздался пронзительный взвизг. От речки, странно косолапя, бежала Сырова. Обеими руками ухватившись за пояс джинсов, тянула их вверх. Гнавшийся за ней Рязанцев споткнулся о кочку и с размаху клюнул носом траву.

— Козли-ина! — верещала Ирка, пунцовая, как перезревшая клюква.

— Чего случилось?! — Калёнов зашагал ей наперерез.

— Иди в жопу, Роман Александрыч, — женщина ускорила шаг.

Через пару минут, немного успокоившись, Сырова всё-таки объяснила, что случилось. Оставшись с утешительницей наедине, Андрейка молча начал стаскивать с неё брюки. А так как силищи у бугая немерено, он вырвал с мясом медную пуговицу и сломал молнию на гульфике.

— Как я теперь? Булавка есть у кого?

Булавка нашлась у хозяйственного Палыча, в разгар заварухи вернувшегося с заправки.

Рязанцев меж тем продолжал чудить. В него словно бес вселился. Разорвав на груди тельник, он с диким рёвом бегал от пытавшихся поймать его оперов. Когда бузотёра прижали к реке, он процитировал Чапаева из культового фильма: «Врёшь, не возьмёшь» — и плюхнулся в воду. Ладно, не на глубину угодил, а животом — на отмель. Неистово замолотил руками по мелководью, размашистым кролем пытаясь оторваться от преследователей.

Сердюк, хихикая, включил на мобиле видеозапись. И тут же заработал чувствительный тычок от Калёнова.

— Папарацци, у тебя зубов лишка? Смотри, проредит Андрюха.

— А чё такого? Пускай потом полюбуется на свои художества, — лейтенант с помощью функции «zoom» максимально приблизил изображение кривляющегося Рязанцева.

— Западло на своих компру собирать! — зловещая интонация начальника УР, хорошо знакомая Сердюку, заставила прервать видеосъёмку.

Холодная водица остудила пыл буяна. Трезвый Капустин затеял с ним беседу на отвлечённую тему.

Личный состав, дабы не провоцировать у Андрейки очередную вспышку гнева, вернулся за стол. Выпили, начали активно закусывать, не позволяя новой порции шашлыка остыть.

Подошёл вразвалку Капустин.

— Ну чего, он, вроде, согласен на хаус ехать. Или оставим на перевоспитание?

Мнения разделились. С перевесом в два голоса при одном воздержавшемся прошло решение об эвакуации.

— Заодно и Ирину Булатовну отвезёшь, — подсказал жующему Палычу Ломидзе.

— Я с ним не поеду! — Сырова аж подпрыгнула на лавке.

Галантный Ломидзе одолжил даме висевшую на перилах ветровку Рязанцева. Ирка обвязала её вокруг талии, прикрыв растерзанные джинсы. Маскировка свела на нет потуги Малова разглядеть цвет нижнего белья Сыровой.

Коматозного невыжатого Андрейку усадили в «ниву». Заднее сиденье хлопотун Палыч застелил полиэтиленовыми мешками для мусора. Сопровождающим вызвался Капустин. Подарок от коллектива — клавиатуру к компьютеру — Евгеньич держал при себе,