около села Авдеевка, я, оставшись один в окопе, в 12.00 пошел искать своих пограничников.

При поиске я нашел убитым генерала — высокого роста, полного сложения. Одет в темно-серую драповую шинель, знаки различия четыре звездочки, в голове с левой стороны в височной части у него была огнестрельная рана, с правой стороны голова была пробита, видимо, крупным осколком.

Осматривая труп убитого генерала, я увидел двух красноармейцев РККА во главе с лейтенантом, которому доложил об обнаружении трупа убитого генерала. Лейтенант поручил мне осмотреть убитого на наличие документов. В боковом кармане френча я обнаружил партбилет, прочитал фамилию убитого — Кирпонос. Партбилет я передал лейтенанту РККА, фамилию которого не знаю, только сказал он всей группе, что он из 21 армии. При передаче мною партбилета начали подходить немцы, с которыми у нас завязалась перестрелка.

Во время этого я был ранен в ногу.

Когда немцы бежали, лейтенант предложил посмотреть ордена у убитого. Так как я не мог идти, лейтенант пошел сам. По возвращению он не сказал, снимал ли он ордена, а предложил нам готовиться к выходу из этого места.

Всю ночь мы двигались вместе: я, лейтенант, один ст. политрук и два красноармейца, из какой они части, я не знаю.

Лейтенант вскоре заявил, что он сходит в ближайший хутор и принесет что-нибудь покушать. Из этого хутора он к нам не возвращался.

С наступлением ночи ст. политрук предложил двигаться на Киев, куда мы и отправились. Утром в селе все переоделись, ст. политрук направился в сторону Киева, а я один, встретившись с летчиком, возвратились обратно на восток.

По прибытии в Ахтырку 2 октября 1941 года я написал начальнику комплектования 21 армии рапорт с указанием об обнаружении убитого генерал-полковника Кирпоноса».

В январе 1944 года начальник Главного управления кадров Наркомата обороны генерал-полковник Филипп Иванович Голиков направил Сталину и секретарю ЦК Маленкову справку об обстоятельствах гибели Кирпоноса и других генералов в сентябре сорок первого на Полтавщине.

Аппарат штаба фронта, штабы двух армий, тыловые учреждения, не прикрытые с воздуха, стали легкой мишенью для немецкой авиации.

К рассвету 20 сентября остатки штаба Юго-Западного фронта и 5-й армии укрылись в роще Шумейково Сенчанского района Полтавской области. Всего там находилось около восьмисот человек, в основном штабных офицеров, с ними несколько бронемашин роты НКВД по охране штаба фронта, четыре противотанковых орудия и пять счетверенных пулеметов.

К утру разведка установила, что все дороги вокруг рощи заняты немцами. Надеялись переждать в роще до темноты. Но немцы их обнаружили. Около десяти утра немцы атаковали. Рощу обстреляли из минометов, затем двинулись танки, за ними пехота. Окруженные дрались отчаянно, несколько раз поднимались в контратаку. Командующий фронтом Кирпонос был ранен в левую ногу, нашел в себе силы пошутить:

— Эх, не везет мне на левую ногу.

Бой шел весь день. Около семи вечера мина разорвалась рядом с членами военного совета фронта. Осколки мины попали Кирпоносу в голову и в грудь. Раны оказались смертельными, через минуту он был мертв.

Член военного совета фронта Бурмистенко, секретарь ЦК компартии Украины, посмотрев на часы, сказал:

— Еще сорок—пятьдесят минут, наступит темнота, и мы будем спасены. Соберем группу командиров, в девять вечера выступим и прорвемся к своим...

Но с наступлением темноты немцы плотно окружили рощу и всю ночь ее обстреливали. На рассвете адъютант командующего майор Гненный и офицер для особых поручений при члене военного совета фронта старший политрук Жадовский подползли к трупу Кирпоноса, сняли с него Звезду Героя Советского Союза, срезали с кителя петлицы со знаками различия. Труп спрятали в кустах.

На следующий день к вечеру последние, кто еще был жив, попытались прорваться из окружения. Группу возглавил начальник штаба фронта генерал-майор Тупиков. Но прорваться удалось единицам. 21 сентября погиб и начальник особого отдела фронта комиссар госбезопасности 3-го ранга Анатолий Николаевич Михеев, бывший начальник всей военной контрразведки.

Погибли оба члена военного совета фронта — и Михаил Алексеевич Бурмистенко, и дивизионный комиссар Евгений Павлович Рыков, который сменил покончившего с собой Вашугина. Рыков был комсомольским работником. За несколько лет он вырос из инструктора по комсомолу 1-й червонноказачьей кавалерийской дивизии в члена военного совета фронта...

Конечно, рассказы тех немногих, кто вышел из окружения, разнятся. Одни видели уже мертвого Кирпоноса в шинели, другие уверяли, что сняли с его тела все, что помогло бы немцам опознать генерала. Но все это происходило с Кирпоносом после его смерти. А пока он был жив, сражался. И погиб героически — в этом сомнений нет.

После освобождения Полтавы с помощью местных жителей нашли тела генерал-полковника Кирпоноса и генерал-майора Тупикова. Место захоронения бывшего начальника штаба фронта отыскали с трудом, потому что оно находилось в поле, которое за эти годы дважды запахивалось и засевалось. Останки генералов специальным поездом были доставлены в Киев и в декабре 1943 года захоронены с воинскими почестями...

Из окружения под Киевом вышли немногие.

Будущий маршал Иван Христофорович Баграмян во время отхода командовал ротой НКВД, которая охраняла управление фронта. Он больше всего боялся попасть в плен. В октябре сорок первого Баграмян, вспоминая эти дни, писал жене Тамаре:

«Я не раз подставлял себя под пули, может быть, даже подсознательно искал законной смерти, но меня окаянная пуля, оказывается, не берет.

С именем нашей Маргуши на устах я выходил из большой беды. Ужасно я не хотел, вернее, не мог допустить в мыслях, чтобы моя дочь... могла бы перенести бремя позора в моем лице... Я вышел с честью».

Из окружения вышел еще один будущий маршал, а тогда командующий 15-м стрелковым корпусом генерал Москаленко.

«Он был очень злобно настроен в отношении своих же украинцев, ругал их, что все они предатели, что всех их надо выслать в Сибирь, — вспоминал Хрущев. — Мне, конечно, неприятно было слушать, как он говорит несуразные вещи о народе, о целой нации в результате пережитого им потрясения. Народ не может быть предателем. И я спросил его:

— А как же тогда поступить с вами? Вы, по-моему, тоже украинец? Ваша фамилия — Москаленко?

— Да, я украинец, из Гришино.

— Я-то знаю Гришино, это в Донбассе.

— Я совсем не такой.

— А какой же вы? Вы же Москаленко, тоже украинец. Вы неправильно думаете и неправильно говорите.

Тогда я первый раз в жизни увидел разъяренного Тимошенко. Они, видимо, хорошо знали друг друга. Тимошенко обрушился на Москаленко и довольно грубо обошелся с ним:

— Что же ты ругаешь украинцев? Что они, предатели?