— Вот тут отдельные товарищи предлагают: «Рабиновичей — на Вайгач!» Мне такая постановка вопроса кажется неправильной. Конечно, как говорится, терпение лопнуло, и, конечно, народ вправе нас спросить — а куда мы смотрели, почему повсюду с градусниками представители этой некоторой национальности? Ведь Жи сами виноваты! Сами — с весами, с пейсами! Имена же их ты, Господи, веси!.. Пархидаизм как крайняя форма расового шовинзма является наиболее опасным пережитком каббализма. Однако же лозунг «Бей жи!», как мы помним из учения чахохбили, есть лозунг в корне неверный, и мы его решительно отметаем. Как же в таком случае поступить? Я думаю, что нам, как коминтернам, правильнее будет сказат: «Гони жи!» Тем более что в этом году мы отмечаем, как известно, 460-летний юбилей освобождения (от них) героической Кихотии. Хотелось бы услышать товарищей — куда этих бегунчиков гнать?

Вскочил какой-то подвождь:

— Братья по дому Колымосквы, послушайте меня! Я как ученый — вспоен цекубу, мне ордер присвоен, собираюсь рояль внести… Скажу нежданно — да нужно отправить всех пархов на зимовку, на Северный полюс, вот уж где засуетятся, завзывают — звезда-то там не всходит, когда суббота наступает — непонятно. Одному Единому, стороннему наблюдателю, известно!

Встал другой, блажен. И понес с основания Москвалыми. Величал тиранушку вперемешку то Стадриан, то Адриалин. Клал поклоны, стучал в хилую грудь, вопия:

— Удалить примеси! Взвесь эту вредоносную… Дроздофилы — гал, гал, гал — стаями на крестах, спаси Спаситель! По всем грядкам идишачье гнусавье — хлю, хлю… Нешто у нас на дворе птичий, а не великий скотный! Срамно! В мерзлоту!

Еле усадили. Следующий, веселясь, заявил:

— Верно вы, Виссарионыч, старая ватрушка, рассудили это дело умною макушкой! Йошкин код, взять за химо и выселить (плюс экс камо попятно — пети-мети, добыча гельд) всю эту мишпуху — гершуни-лапотники, геси-песи, абрамосары каторжные! — на нижний этаж, на Дальний Восток, на мыс Фаннин нос, а хохмее даже на Сверхдальний, в бухту Св. Лаврентия! Нехай с песцами фрейлехсы на лыжах попляшут!

Поднялся коренастый богатырь по стойке смирно, разжал зубы:

— Враг, что пархат, сломал хребет, он не прошел, попал в котел, был сварен и разбит, и из костей с присвистом мозг добыт, и с солью на ржаном кусочке хле — стотетраграммнарком! — с псалмом: «За Ро, за Ста и за Побе!..»

Тут богатырь внезапно рухнул лицом вперед, жюкнувшись лбом об стол и расколов хрустальную пепельницу! Ну, этого победоносца унесли. Трубчатый сморщился — хватит.

— Народ без земли перестает быть нацией, а становится сациви, — он снова постучал своей палкой по карте. — Как тот полубелополячишка Ницкий писал про них: «этот теоретический народ». Но данный древний и мудрый народ, давший нам единственно верную теорию, достоин иметь свою землю, и она у него есть! Там ему и место! Дать им чая кирпичи, одеяла-курпачи — там вас ждут дела, врачи! Хлопочите у печи! Парх — сырье для хачапури. Они хотят собраться вместе? Они получат это. Угаз выпустым. Пумаку напышем. Предлагаю утвердить следующее: «Всемилостивейше повелеваем из всей Нашей Империи всех мужска и женска полу Жи, какого бы кто звания и достоинства ни был, со объявления сего Нашего Высочайшего указу со всем их именьем немедля выслать в Одно Место…»

«Ай, Сухорукий, молодца, — мысленно аплодировал Лазарь. — Горазд! А я его ругал… Ах, иосифушка ты наш, Паханхамон, и в имени твоем, если справа налево, — Нил… Атас, фараоны! Саталин. Отпустил скупленные души. И сказали Сапоги — мы пархастым не враги. Теперь Изход на мази — считай поехали! Прощай, горадзе Джугаградзе! Избавились, слава Яхве! А где-то через полгодика, где-нибудь так в марте, примерно на Пурим, можно устроить, чтобы помер тиран. Как бы — мы в дверь, а Хотеп усоп. Амен, Аман! Пошел на Стикс поссать — и концы в Кунцево! Спохватятся, конечно, забегают — вот тебе и на, мартиролог оборван, до объявленных цедельбаумских ид не дотянул, мартышка-коротышка, пятилетка шестипалая… А видать, вовремя не заливали холуи-начкары хванчкару в бак, никакой власик не заводил органчик, никто не разжигал огня в трубке, механизм и проржавел. Не знали дела. Знай себе ставили ему пузырь со льдом на голову и пиявки (8 шт.) за уши — и в бюллетень вносили. Да уж сразу в мавзолей бы! Во прикольное леченье — средневековье! Дуремарры! Медврачи порошковые! Естественно, сдох тов Ста, Отец Всех Святынь — приходи на ходынь! На лафете увезут к Стене — и настанет лафа! Раздавили Усача — и грянул гром!»

Лазарь радостно потер руки. Да-с, запланируем эту штуку на будущий год, чтоб мне отсохнуть. Символ шибко хорош — 1, 9, 5, 3 — на кассе восемнадцать, гематрия слова «хай» — жить. Ну, кому тлеть, а нам — в путь, ужом. Суровый указ о высылке я уже перепечатал, завтра выйдет ужо. Понапутают, конечно, половину, как водится — вдоль и в юдоль… Эх, авось щас начнется!

И началось. Известно, что человек сам не мыслит. Мыслит, Колымосква, а человек лишь репродуцирует дошедшее до него, кумекает — как если бы множественное упрямое перестукиванье из палаты в палату тугоухих пациентов скорбдома давало на выходе связный текст — маркизм-досадизм. Узрев указ, заснеженный многолапый зверь с хвостовым мозгом воскрёб в затылке, зашевелился, зацарапал когтями, завыл… Лягай, страна огромная! Это же ужас что было! Крики, вопли. Обзывались. Плакаты на стенах, постановления на станах, лозунги на домнах, митинги на блюмингах. Поклепы, напраслина. Утром в газете, вечером — в навете! Сонет шестьсот шестьдесят шестой! Выходили глашатаи в тулупах, пердели в длинные трубы — слу-у-шайте! В бубны били, через костры прыгали, в вывороченных шкурах скакали, выкликая: «Сгинь-изыдь ЕАК в ЕАО! Даешь Вайншток — на Дальний Восток!» Тут не доешь дальнейший кусок — в горле застревает, когда орут такое из «тарелки» в форточку… Второе, бывало, даже отодвинешь… Тфилин намотаешь…

А дальше — краше. Разговоры о здоровье. Врачи — палачи (залечили, патологи, залечили, анатомы!), хирурги — хитрюги (отчекрыжат фрунзю — и под пиво), дантисты — садисты, зубы клещами рвут и на клеща выменивают… Доктор Жи! Зайчики в трамвайчике! Так и норовят крещеный люд выпихнуть на площадку! Мы за кол, а они — укол! Вспыхнули, как маков цвет соломки! Учеными-коренниками была обнаружена невидимая, широко разветвленная тайная организация пархов, общающаяся в незвуковом диапазоне (вроде нетопырей), что позволяло им держать связь на значительном расстоянии без применения технических средств и свободно осуществлять свою чудовищную деятельность. У них есть свое ядро (да не одно!) — пульсирующее, изжелтое, выпускающее в мир пархочастицы, юд-лучи. Конечно, их всех, абрамосар, можно было отправить путешествовать из Колымосквы в СПБ (спецпсихбольничка, где всадят кубики и играй), но — коек не напасешься, самим надобны.

Ну, народная расправа гряла и грела сердца, погромцы-громадяне готовили — «жидотрепания», как выражался древний историк. «Ибо пархи зазнамо признаются нами в массе как элемент, весьма мало желательный для Отчизны Отечества». Урожай-борьба шла, но хромала, с насаждавшейся початками ересью жидовствующих — Новгород с посадами примкнул, а Миргород отбрехался, спасовал, сел калошей в калюжу. Запреты множились — так, в дождь пархам воспрещалось выходить на улицу — «дабы не осквернять воду, коя, стекая с них, могла попасть в канавы, из которых пьют москвалымцы». Сочинения писались в косую линейку: «Аще человек будет добр всеми добродетелями и примесит к ним мало нечто жидяхвского семени, ино то все его житье не потребно перед Богом и человеки, и Бог не стерпит ему и обличит его…» (инок Савва, 4-й «б» класс). Хотели уже, плюнув на занятость, оказнить их на Злобном месте на Болотной площади — виселицы-веселюшки бабы в ватниках улыбчато ладили для врачебников-оборотней — болтаться им в метель по адам на Ев рее! — да призадумались… О, равновеликий смирнонравный колымосковский народ! Терпеньем спеленут и, можно сказать, повит. Повылезли чумазые из землебитных жилищ, сошлись, несмотря на мороз, на Коровье поле, речи-орацыи повели: