Джоан Нимиц, жена Чета, вспомнила, что ее свекор однажды сказал: «Мама — главная. Я провел всю свою жизнь, делая то, чего от меня хотел флот. Теперь, когда я ушел в отставку, мама будет решить, где нам жить и что нам делать». Затем Джоан добавила: «Я уверена: мама Честера надеялась, что он сумеет как-нибудь занять себя. Ведь он всегда был полон энергии и возможностей, отличался трезвым рассудком и массой других достоинств, но при этом собирался бездельничать, так как никакая работа, которую ему могли предложить, ему не подходила. К тому же он абсолютно не интересовался финансовыми вопросами».

«Так он и поддерживал этот имидж до смерти», — говорил Чет.

Адмирал Нимиц очень серьезно относился к своим служебным обязанностям в Калифорнийском университете. Он посещал все ежемесячные собрания, погружался в проблемы связанные с финансированием, административными и политическими вопросами. Он долго и, к сожалению, безрезультатно спорил (еще когда служил в Корпусе подготовки офицеров запаса ВМС) против практики рассматривать количество печатных публикаций как основной критерий для найма, увольнения, а также продвижения по службе преподавателей и сотрудников кафедры. Он чувствовал, что университет теряет многих превосходных специалистов из-за политики «или публикуйся, или не суйся» (нет публикации, нет и работы).

Еще больше Нимица обеспокоило решение университета требовать от всех членов факультета принесения «присяги верности». Он рассматривал эту политику, как необдуманную реакцию на националистическую истерию, вызванную обвинениями Маккарти, но скоро осознал тщетность подобных мер. Законопослушных профессоров это оскорбит, а для остальных — ничего не измениться.

«Присяга верности» была основным требованием при приеме на работу в Беркли. Она же была главной темой для обсуждения в аспирантском совете Гарвардского университета. Его члены пригласили молодого человека из Калифорнии, чтобы он обрисовал им ситуацию. На члена совета Нэнси Нимиц произвели сильное впечатление слова этого молодого человека: «Знаете, есть один военный, человек по имени адмирал Нимиц, из Попечительского совета, так вот даже он не присягнул».

Несмотря на внимание к делам Университета, у Нимица все же оставалось свободное время. Нэнси подметила: «Объем работы по собраниям Попечительского совета, судя по документам, которые он приносил в своем чемодане, не мог отнять у человека с его способностями больше двух дней. Но, как раз в то время вышло предостаточно книг о войне. Их постоянно присылали ему, так что и моему мужу было что читать… Ну, еще он писал письма, очень длинные письма, был безумно пунктуальный корреспондент. Напишешь ему письмо — через два дня тебе пришлют ответ». Действительно, когда ему нравилась какая-нибудь книга, он писал об этом автору, а потом, как правило, переписывал его ответ на форзац книги.

В любом случае у Нимица было время подумать о себе. Один друг прислал ему «Молитву сдержанности», которую он чтил потом, как свою личную:

Хотя адмирал Нимиц никогда не отказывался от своей привычки быть пунктуальным и ожидать этого от других, он постепенно начал жить без каких-либо существенных обязанностей. Сильнее, чем раньше, его стали интересовать дела семьи.

Нэнси Нимиц, которая в то время находилась в Гарварде и работала над диссертацией, углубилась в изучение советской политики, экономики, а также истории. Она ожидала присвоения ученой степени и назначения в Вашингтон (на эту тему у нее были контакты с правительственными эмиссарами, рекрутирующими кадры для государственной службы). Когда же она посетила столицу во время пасхальных каникул 1951 г., ей сказали, что она не пройдет проверку на благонадежность. Члены комиссии, судя по всему, покопались в ее прошлом и серьезно заинтересовались ее связями с радикалами, которые имели место во время ее обучения в Университете Джорджа Вашингтона в тридцатые годы. Дух «Джо» Маккарти все еще витал над американской землей.

В Стэнфорде Мэри Нимиц занималась биологией, предметом, который всегда ей нравился. Ее увлечение началось с нескольких маленьких зеленых черепашек, которых ей подарил контр-адмирал Джон Шафроф, и морских раковин, присланных ей с Тихого океана другим контр-адмиралом, Вильямом Колхауном. На протяжении учебы в Сан-Рафаэле Мэри с удовольствием коллекционировала морские раковины; часть из них сильно пахла, так как внутри оставались мертвые моллюски. В течение всей Второй Мировой войны друзья отца посылали или приносили ей необычные экземпляры.

Родители Мэри всячески потакали увлечениям дочери. Миссис Нимиц промолчала даже тогда, когда Мэри приспособила все 36 ее чашек для взбивания крема для наблюдения за развитием личинок саламандры. Правда, всему были пределы. Например, когда миссис Нимиц обнаружила, что Мэри принесла домой тараканов, то внятно объяснила, что, если хоть один из них начнет ползать по дому, у Мэри будут большие неприятности.