Однако примерно в середине лета настроение у него неожиданно улучшилось. С лица исчезло удрученное выражение, даже скорбные складки почти разгладились. Она спросила, получил ли он известия о церковной земле. Оказалось, что нет, но, как он сказал, дела и без того, кажется, налаживались. Маргарет заметила в поведении мужа необычно радостное волнение, не слишком свойственное такому солидному седовласому мужчине, каким он стал в последнее время. «Ты как будто помолодел», – сказала она ему.

Недели через три они получили длинное письмо от Ричарда. Сын подробно описывал развлечения, что устраивались в загородном доме одного джентльмена, где Ричард, видимо, остановился на какое-то время, и еще он обещал в ближайшем будущем приехать в Дублин и просил солидную сумму денег. Это напугало Маргарет, но Уильям отнесся к просьбе с таким удивительным спокойствием, что Маргарет даже подумала, что его мысли где-то далеко от письма сына. А еще неделю спустя их навестил Макгоуэн.

Маргарет нравился этот человек. В торговом мире Дублина он занимал особенное положение. Большинство здешних купцов покупали и продавали свои товары на дублинских рынках, но также и сами нуждались в некоторых товарах, вроде строительного леса, зерна или скота, с обширных внутренних территорий за пределами Пейла. Поэтому некоторые купцы свободно вели дела по другую сторону границы Пейла, посредничая между англичанами и ирландцами. Их называли серыми купцами, и Макгоуэн принадлежал к самым успешным из них. В основном он занимался покупкой леса у О’Бирнов и О’Тулов, живших в горах Уиклоу, но никогда не отказывался и от других выгодных сделок и часто делал кое-что для Дойла. В результате своих постоянных разъездов Макгоуэн не только основательно разбогател, но и стал настоящим кладезем сведений о том, что происходит в стране. Уильям, который в день приезда Макгоуэна как раз оказался дома, также был очень рад его видеть.

Макгоуэн приехал в середине дня. Он сказал, что переночевал в доме Шона О’Бирна в Ратконане, южнее поместья Уолшей. Маргарет слышала о Шоне О’Бирне как о дамском угоднике, но знакома с ним не была. Она попыталась уговорить Макгоуэна задержаться и у них немного, но тот, слегка перекусив, сказал, что ему необходимо поспешить в Дублин, и Уолш вышел, чтобы проводить его. И лишь по чистой случайности Маргарет как раз зашла в большую спальню и услышала разговор двоих мужчин, остановившихся неподалеку от окна.

– Дела с Дойлом идут хорошо? – спросил Уильям.

– Да. А твое… ну, то частное дело, я имею в виду с его женой? – Это было произнесено тихим голосом. – Знаешь, она ведь считает тебя красавчиком. Она сама мне говорила, – хихикнув, добавил Макгоуэн.

Частное дело? У ее мужа с Джоан Дойл? Что это могло означать?

– Тебе известны секреты всех и каждого, – пробормотал Уолш. – С тобой опасно иметь дело.

– Уверяю тебя, если мне и известны секреты, – ответил Макгоуэн, – то лишь потому, что я всегда был неболтлив. Но ты не ответил на мой вопрос насчет той дамы.

– Думаю, все в порядке.

– А Дойл знает?

– Нет.

– А твоя жена?

– Нет. Избави Бог!

– Ну, твои тайны я сохраню. А дело близко к завершению?

– К празднику Тела Христова должно завершиться. Она мне обещала.

– Отлично.

Маргарет услышала, как отъезжает Макгоуэн.

Но сама она застыла на месте как прикованная. Ее муж и жена Дойла. Может, они оба уже не слишком молоды, но Маргарет-то было известно, что физически ее муж в отличной форме и вполне способен завести себе интрижку на стороне. Но неужели он мог так поступить с ней? Маргарет не знала, что и подумать. Мгновение-другое она просто отказывалась верить своим ушам. Голоса как будто доносились до нее из какого-то другого мира.

Потом она вспомнила: значит, жена Дойла считает ее мужа красивым. Но он и правда был недурен собой. Но что он сам говорил о ней давным-давно, когда они только встретились в Мейнуте? Счел ее хорошенькой. Их повлекло друг к другу? Вполне возможно. Голоса донеслись до нее не из другого мира. Они звучали в ее собственном мире. И ее собственный мир, похоже, только что превратился в руины.

Праздник Тела Христова. Через два дня. Что же ей делать?

Думая о прошедших восьми годах, Ева О’Бирн снова и снова говорила себе, что поступила тогда совершенно правильно, когда обратилась за помощью к странствующему монаху. Потому что после этого наступили лучшие годы в ее жизни.

Если у Шона О’Бирна и были с тех пор другие женщины, то он отлично это скрывал. Дома он вел себя как заботливый муж. Через год после отъезда Бреннанов у Евы родилась еще одна дочка, и хлопот у нее прибавилось. Похоже, Шон также был в восторге от малышки, и, видя, как он играет с ней на лужайке перед старой башней, Ева чувствовала себя самой счастливой женщиной на свете. Шеймус тем временем весьма преуспевал на бывшей земле Бреннанов. Их старую лачугу он практически перестроил собственными руками, а два года назад еще и женился. Возможно, партия была и не самая выгодная – всего лишь дочь одного из младших О’Тулов, но девушка оказалась благоразумной и Еве очень понравилась.

А лучшим ее дружочком был по-прежнему Финтан. Она знала, что наблюдать за ними, когда они рядом, довольно забавно, потому что они были не только очень похожи, но и думали, и чувствовали совершенно одинаково. Они любили вместе гулять, и Ева научила его различать все известные ей растения и цветы; что до коров и прочей домашней живности, то мальчик был прирожденным фермером и часто напоминал Еве ее отца. Финтан очень любил мать и постоянно, разными способами, выражал ей свою привязанность. Каждую зиму он что-нибудь мастерил для нее: то деревянную расческу, то маленький пресс для масла. И эти маленькие подарки становились для нее настоящими сокровищами и всегда вызывали у нее счастливую улыбку, когда она пользовалась ими каждый день. Они с сыном были настолько близки, что Ева даже иногда боялась вызвать у мужа ревность. Но Шон О’Бирн как будто больше других радовался тому, что мальчик приносит матери так много счастья. Собственные же его отношения с Финтаном были очень простыми.

– Спасибо, – не раз говорил Шон жене, – что подарила мне такого сына, он отличный скотовод!

Сам Шон, в свою очередь, также преподнес Еве прекрасный подарок. Их крохотной дочурке было уже два года, когда он, вернувшись однажды из поездки в Манстер, небрежно спросил:

– Как бы ты отнеслась к прибавлению нашего семейства? – И, видя ее недоумение, пояснил: – Я говорю о приемном сыне. Мальчике такого же возраста, как Финтан.

Хотя обычай воспитывать чужих детей уходил еще вглубь кельтской истории, во многих аристократических семьях острова, как ирландских, так и английских, он сохранился до сих пор. Когда сын одного клана уходил в другой, между этими семьями возникали очень крепкие узы преданности, почти такие же прочные, как узы брака. Отправить ребенка в дом крупного вождя означало открыть ему дорогу в мир, а принять сына какой-нибудь важной семьи на воспитание считалось огромной честью. Ева почему-то сразу решила, что Шон надумал облагодетельствовать какое-то бедное семейство, и не слишком обрадовалась. Увидев ее лицо, муж усмехнулся и благодушно сообщил: