– А что тебя связывает с этими? – кивнул Сарматов на громил.

– Связался бы я с этими, если бы не на игле сидел. А у тебя, кстати, ширнуться не найдется?

– Что такое «ширнуться»? – не понял Сарматов.

– С луны свалился, твою мать? – взвился серб.

– Я из монастыря, твою мать, и такого слова там не слышал.

– Ха-ха, монах!.. А мордой на крутого бандюгу похож.

– Ну а ты свою морду в зеркале видел? – усмехнулся Сарматов. – Так что такое «ширнуться»?

– Наркоту в кровь загнать. Кайф хватаешь, и гори все синим пламенем!

– А-а…

– Ты-то, англичанин, как к арабам на крючок попал? – не унимался серб. – Вы же, бритты хитрожопые, цивилизованные, мать вашу!

Сарматов пожал плечами.

– Можешь не отвечать, – ощерился серб. – Тебя все равно зарежут. Оглянись на борова, – добавил он, кивнув за спину Сарматова.

Очухавшийся боров, нащупав на полу свой нож, встал на ноги и с утробным рыком заполосовал лезвием воздух.

– Это мы, Маруська, уже проходили! – спокойно сказал Сарматов и снова отправил крысу под топчан.

Увидев раздухарившегося борова, приободрились и остальные громилы.

Серб, с трудом встав на ноги, бросил Сарматову по-русски:

– Хоть ты и паршивый бритт, а с тыла я тебя прикрою, другарь.

– Ол райт! – кивнул Сарматов.

Оценив настрой в оживших громилах, боров с занесенным ножом прыгнул на Сарматова. Удар кулаком в физиономию с одновременным страшным ударом ногой в солнечное сплетение впечатал борова в дверь. Но у него еще хватило сил, чтобы метнуть нож. Сарматов пригнулся, и нож просвистел в нескольких сантиметрах от головы серба. Подняв его, тот размахнулся для ответного броска.

– Не торопись, Иностранный легион! – остановил его Сарматов.

Он подошел к борову и, когда тот выбросил в его сторону кулак, сделал молниеносное движение скрещенными руками. Рука борова в локтевом суставе загнулась в другую сторону, а из разорванной вены хлестнула кровь. Бункер наполнился жутким животным ревом.

– Поздравляю всех проституток Айреса! – заорал серб. – Амигос боров больше не выпотрошит ни одного их девственного брюха!..

Через минуту боров потерял сознание. Получив по зуботычине от серба, остальные громилы вжались в стены и больше не помышляли о нападении. Сарматов вырвал у серба нож и, сломав его о колено, опустил обломки в решетку стока воды.

– Ты не прав, бритт, – осудил его серб. – В такой благородной компании нафт лучше иметь под рукой.

И тут на середину бункера выпрыгнул тот, которого серб назвал гангстером с Формозы. Размахивая непонятно откуда взявшимся нунчаком, китаец стал приближаться к Сарматову.

– Ли Фан, гроза Тайбея, сейчас укокошит русского! – глядя в экран монитора, воскликнул Махмуд. – Я готов поставить на китайца тысячу против одного бакса. Ему хватит минуты, чтобы русская свинья осталась без скальпа.

Али-хан вопросительно посмотрел на Юсуфа, тот кивнул головой.

– Принимаю твой вызов, брат Махмуд, – сказал Али-хан. – Но при условии, что скажешь, за что ты ненавидишь русского?

– Он успел искалечить троих моих родственников, а остальные, которые никогда никого не боялись, боятся его… Китаец сейчас прикончит русского и успокоит пылающее ненавистью сердце Махмуда.

– Позволено ли будет и мне принять твой вызов, брат Махмуд? – спросил Юсуф.

– Я готов поставить на китайца против всего Гонконга! – запальчиво заявил араб.

Легко передвигаясь по бункеру на мускулистых ногах, китаец кружил вокруг Сарматова, выискивая слабое место в его обороне. Сарматов как-то вяло и неумело уклонялся от его нунчака, и китаец, приняв вялость противника за его слабость, с яростью тигра бросился в атаку. Однако мгновенно получил мощный и очень болезненный удар ногой в печень.

Отлетев к стене, он тут же с кошачьей ловкостью вскочил и снова прыгнул на Сарматова. Но тот ушел в сторону, и китаец врезался головой в топчан. Следующую атаку противника Сарматов встретил в неожиданном прыжке с переворотом через голову. Удар его ноги пришелся в солнечное сплетение китайца… Тот выронил нунчак и рухнул на пол. Цепью нунчака Сарматов захлестнул его горло.

Махмуд со злостью выключил экран монитора и, достав портмоне, отсчитал тысячу долларов.

– Я проиграл, брат Али-хан, – сокрушенно сказал он. – Но я не жалею – это было зрелище… Однако хочу обратить ваше внимание на то, что русский всюду сеет за собой смерть и делать на него ставку в наших великих планах большой риск.

– За жизнь русского ты и весь твой род отвечаете персонально, брат Махмуд, – жестко сказал Али-хан, убирая выигранные деньги в карман. – Запомни это и укроти свой гнев перед голосом разума. Это приказ!

Махмуду оставалось лишь склониться в поклоне.

А в это время в бункере пришедший в себя китаец смотрел тоскливыми глазами на склонившегося над ним Сарматова. Вместе со сгустками крови он вытолкнул изо рта английские слова:

– Ты соблюдал правила «до»… Ли Фан признает твою власть…

Сарматов разомкнул на его шее цепь нунчака.

– Говоришь, что ты англичанин, – покосившись на видеокамеру под потолком, тихо сказал ему серб. – Ха-ха, чтоб мне всю жизнь Ржавой Сукой оставаться. Такому мордобою учат в одном лишь месте – рязанском «Два ку-ку»… Я сам в лягушачьем легионе учил салаг так бить, но ты, братушка, научил бы их лучше.

Сарматов схватил его за грудки:

– Ни в каком «Два ку-ку» бить меня не учили, запомни, мешок с дерьмом!

– Возражаю, что ли? – ощерился во весь рот серб. – Англичанин так англичанин… Я на Мадагаскаре в полиции чукчей назвался. И представь, они меня так и записали в виде на жительство – чукча.

– Кто такой – чукча?

– Совсем дурной! – опешил серб. – Народ такой. По берегам русских арктических морей живет, понял?.. Переводится как «человек» в истинном значении… Представляешь, этот человек в пятидесятиградусный мороз бутылку водки из горла выпьет и в сугроб спать укладывается. Наутро ему хоть бы хны… Ни обморожения, ни голова не болит…

– Никогда не слыхал о таком странном народе, – искренне удивился Сарматов.

– Ни хрена себе! – опасливо отодвинулся от него серб. – По-русски чешет, как лишь в косопузой Рязани услышишь, а про чукчей слыхом не слыхивал…

В кабинете комиссара Королевской полиции Гонконга Корвилла висела тягостная тишина. Метлоу и Крис, удобно устроившись в креслах, молча просматривали свежие газеты и листали глянцевые журналы. Вошедший в кабинет комиссар подошел к ним и, протянув им фотографии араба в бурнусе, сказал:

– Виллу в квадрате четыре одиннадцать купил три года назад он – некий Махмудаль Сафар ибн Абрахим из Йемена. Однако, джентльмены, я сомневаюсь, что это его подлинное имя.