уж очень не хотелось выслушивать

впоследствии, как успел уже намекнуть на прошлой неделе один из присутствующих в

этом зале, ваших обоснованных упреков в скупости…

Поделюсь личным. Сегодня ночью я почему-то проснулся, сел в темноте в кровати

и стал смеяться. Да так, что даже разбудил жену, которую обычно не будят еженощные

фейерверки — благородное хобби наших бизнесменов, отмечающих поблизости от моего

дома, в кафе «Ностальжи», новые успехи в своих мошеннических сделках. Она

проснулась и испугалась: чего это он средь ночи смеется, неужто и в самом деле сошел с

ума, как это она справедливо подозревает все наши совместные годы?!

А смеялся я потому что, думая о нашей сегодняшней встрече, вдруг зримо — до

просветления — представил себе: 60 — это я??? Еще недавно — самый молодой директор

школы в Белозерском районе? Моложе которого в Понятовской восьмилетке была только

старшая пионервожатая?! Или 60 — это ефрейтор Бронштейн, шифровальщик

Ленинаканского погранотряда? А до того — жизнелюбивый студент-прогульщик Одесского

холодильного института, изгнанный не только из альма-матер, но и из самой Одессы-мамы — за 48 часов?! И это мне — 60?..

В общем, жену я с трудом успокоил, она и сейчас, смотрите, сидит и немножко

подрагивает, а сам грустно задумался. Но об этом после…

Итак, попробуем разобраться, что есть для меня сегодняшний день? Существует, друзья, понятие — магия круглых цифр. Вот, приезжал в Херсон в 1999 году духовный

лидер евреев СНГ раввин Штайнзальц, крупнейший знаток и переводчик Талмуда, и ему

417

на пресс-конференции задали журналисты вопрос: что будет через два с небольшим

месяца, ночью 31 декабря, когда закончится второе тысячелетие?

Раввин Штайнзальц, сухонький старичок с черно-белой бородкой на испещренном

глубокими морщинами лице, на мгновение задумался и грустно сказал:

— Ничего не будет. Кончится 31 декабря — начнется 1 января, и только! Как это

было тысячи раз до этого…

А как мы с вами ждали миллениума, помните?!

Вот и мои 60 лет — всего лишь маленькая круглая цифра, смотря, разумеется, что и

с чем сравнивать.

Конечно, это еще не старость, так сказать, не Мафусаилов век. Ему было –

насколько я помню — 969. Современники писали, что выглядел этот исторический

персонаж всегда очень молодо. Когда ему стукнуло 600 — смотрелся он всего лет на 350, не более. Я это к тому, что есть, слава Богу, брать с кого пример, а уж вам судить, как это

у меня получается…

Вот почему мне очень понравился ваш дружеский коллективный подарок — этот

портрет, написанный, насколько я понял, по моей фотографии (потому что я никому и

никогда не позировал) прекрасным художником. Молодец! Он сумел передать внешнее и

внутреннее сходство с оригиналом еще в большей степени, чем это есть на самом деле.

Глупо скрывать, я и раньше понимал, что это такое — комплиментарная живопись, но

узреть себя на старости таким неотразимым красавцем, честно говоря, большое

удовольствие…

Как на духу, признаюсь: когда этот шедевр вносили, я очень волновался. Нет-нет, не за себя, а за свою любимую супругу — ведь это не мне, а ей с ним жить дальше, но…

услышав ваши восторженные возгласы, а особенно реплику вон с той стороны стола:

— Прямо артист какой-то неизвестный! — я полностью успокоился и

удовлетворился. Это ж надо, так глубоко, верно и четко сформулировать мою сущность: мало нам памятников неизвестным солдатам и матросам, так теперь еще и неизвестный

артист средь нас объявился…

Но, смех смехом, а в жизни каждого человека бывают свои судьбоносные минуты.

Возможно, такой стала для меня встреча в голубом детстве с цыганкой, нагадавшей мне, чего ждать от жизни. В тот летний день, когда в наш двор зашла с ребенком на руках

закутанная в черный платок женщина, мне было лет тринадцать. Она искала попить

водички, а встретила глупых подростков, один из которых, Сашка Бачук, издевательски

ерничая и крича: — Ромалы-ромалы! — стал бросать в ее сторону камни. Я велел ему

перестать, но он разошелся еще больше, и мне пришлось его слегка стукнуть, чтобы

привести в память.

— Ничего, жидяра, — кричал Сашка, убегая домой, — придет с работы папаня, ты еще

свое получишь!

А цыганка, указав рукой в направлении обидчика, негромко сказала:

— Не жилец твой дружок — помрет скоро… от воды, а у тебя — доброе сердце, большим

человеком станешь, генералом…

Я бросился домой и рассказал это маме, а она тут же открыла свою сумочку, вынула сиреневую двадцатипятирублевую купюру, тогда еще были крупные старые

деньги, и строго наказала догнать цыганку и отблагодарить ее за такое гадание. Цыганка, которую я настиг уже в конце квартала, сначала отказывалась брать деньги, но дитя стало

плакать и, вытирая запеченный рот тыльной стороной ладони, женщина сказала:

— Передай матери: она будет тобой гордиться! Спасибо ей…

С тех пор прошло много лет. Я так и не стал генералом, и в моем возрасте ими уже

не становятся. Но к цыганским предсказаниям отношусь серьезно — в жизни нашей семьи

они не раз сбывались. Зимой 1965, когда я служил в армии, во время шторма в бурном

Бискае затонул танкер «Орион», радист которого Сашка Бачук, вышедший в свой первый

рейс после мореходного училища, пошел на дно с десятью другими членами экипажа, 418

подавая до последней минуты сигнал бедствия из наглухо задраенной радиорубки. Вот

тебе и гадание…

Не могу сказать, гордилась ли мной моя покойная мамочка, но очень, очень

хотелось бы в это верить.

Завершая тему, вспомню одного из умнейших людей, встреченных на моем

жизненном пути, покойного Александра Абрамовича Насонова, который на мои стенания, что так и не довелось примерить генеральские эполеты, мудро заметил:

— Нельзя, друг мой, так буквально понимать предсказания ворожек. Она сказала

тебе сущую правду: просто для малограмотной цыганки должность директора школы

ничуть не ниже генеральской…

А теперь расскажу вам, что понял, осознал, открыл для себя я за долгие

предъюбилейные годы. Был у меня когда-то армейский дружок, тбилисский еврей Алик

Найман. Надо сказать, национальное братство в Советской Армии всегда процветало.

Помню, замполит наш, майор Верескун, выступая на партсобрании, призывал командный

состав погранотряда вести непримиримую борьбу с неформальными национальными

товариществами и землячествами: — Армия сильна, когда она монолитна, — вещал он, — а что

у нас получается? Все собираются в свободное время какими-то кучками: молдаване — на

кухне, где шеф-поваром сержант Мустяца; грузины — в каптерке у старшины

Кварацхелия; узбеки — на вещевых складах при вечно небритом Садыкове; даже евреи, которых у