Должно быть, вид у меня был довольно глупый. Я была глубоко взволнована неожиданной встречей с той, кого втайне мечтала увидеть с тех самых пор, как в руках моих оказались заветные листы, изъятые из дневника самой Шарлотты Бронте-Николлс. Я прилагала все душевные силы, чтобы обуздать стремительно овладевшие мною чувства, но они прорывались наружу помимо моей воли. Глаза мои мгновенно увлажнились, и слезы градом покатились по щекам.

— Рада знакомству, — сказала миледи, протягивая мне руку; в ее голосе и манерах ощущалась, однако, некоторая надменность, которая, по-видимому, являлась неотъемлемым свойством ее натуры.

— Я также рада, — быстро произнесла ее дочь, ловко перехватив у матери мою руку. Пожатие ее было не столь сухим и официальным, как у старшей леди Кэтрин.

— Марта! — изрекла миледи властным ледяным тоном, — Окажите милость, займите чем-нибудь Кэти, — Я бы хотела переговорить с вашей новой подопечной с глазу на глаз.

Марта тут же безоговорочно подчинилась и увела с собой девушку. Лишь когда за ними закрылась тяжелая створка двери, надменный взгляд миледи, обращенный ко мне, неожиданно смягчился и потеплел.

— Так вы и есть та самая леди Кэтрин?! — невольно вырвалось из моих уст, — Вы… ваша светлость… вы герцогиня?! Внучка самого сэра Чарльза Лонгсборна и троюродная сестра дочерей и сына достопочтенного Патрика Бронте?!

Миледи нахмурилась, но удостоила меня ответом:

— Да. Все верно. Но откуда вам это известно?

— Из дневниковых записей вашей сестры, почтенной миссис Николлс, — честно призналась я и поспешно добавила: — Они попали ко мне случайно, уверяю вас. У меня не было намерения выведывать вашу тайну, и я никому ее не раскрою. Даю слово.

— Это не важно, — перебила меня леди Кэтрин; на мгновение утраченное самообладание вернулось к ней с удивительной быстротой, — Теперь уже все равно… И, прошу вас, не произносите в моем присутствии фамилию ЛОНГСБОРН.

— Простите, — проговорила я, искренне раскаявшись.

Миледи присела на дубовый диван с мягкими подушками, обитыми ярким малиновым ситцем, и легким кивком пригласила меня последовать ее примеру. Я неуверенно приблизилась и тихонько примостилась на краешек того же дивана.

На некоторое время воцарилось напряженное молчание, в продолжение которого леди Кэтрин внимательно изучала мое лицо. От ее странного пронзительного взгляда по спине моей прокатился колкий холодок. Наконец словно бы прорвавшийся из потустороннего мира голос миледи нарушил могучие, устрашающие чары безмолвия:

— Я знаю о том, что с вами случилось, Джейн Люси. Марта поведала нам с Кэти вашу историю, в то время как вы совершали свою прогулку.

На мгновение она смолкла и вдруг, напряженно вглядевшись в мои глаза, неожиданно спросила:

— Вам в самом деле нравятся долгие прогулки по диким, бескрайним пустошам?

— Чрезвычайно нравятся! — горячо откликнулась я.

— Хорошо, — удовлетворенно произнесла леди Кэтрин. — Очень хорошо. Стало быть, в этом мы с вами схожи. Мои дорогие сестрицы Шарлотта, Эмили и Энн тоже любили такие прогулки. Они находили в них особое, ни с чем не сравнимое удовольствие. Впрочем, вы, должно быть, уже слышали об этом от Марты, верно?

Я утвердительно кивнула, но миледи едва ли увидела этот жест. Она внезапно отвела взгляд и повернула голову в сторону. Теперь она сидела ко мне в профиль, и ее прекрасное величественное лицо мгновенно приобрело странное потустороннее выражение, основной эффект которого исходил от ее глаз. Глаза эти смотрели прямо, однако создавалось впечатление, что взор почтенной леди устремлен далеко-далеко, проникнув за заветную черту, представляющую собой неосязаемую грань между двумя мирами — здешним и нездешним. Глядя на миледи в этот момент, я готова была поручиться, что если тело ее и находилось в пределах здешнего мира, то ее душа, — пусть даже на считанные доли секунды, — несомненно, пересекла невидимую границу и оказалась там — в непостижимом и загадочном нездешнем мире.

— Они и сейчас с наслаждением бродят по бескрайним просторам родного Гаворта, мои прелестные, вечно молодые сестры, — проговорила леди Кэтрин каким-то отстраненным неземным голосом, пребывая во власти гипнотических потусторонних чар.

Последние слова миледи, произнесенные столь неожиданно и в столь необычной обстановке, заставили меня невольно содрогнуться. Я решила, что, вероятно, ослышалась, что мое разгоряченное воображение восприняло последнюю фразу, слетевшую с уст леди Кэтрин, в искаженной форме. И все же мне необходимо было удостовериться в том, что я не схожу с ума. Поэтому я поспешно переспросила:

— Простите, миледи, что вы сказали?

— Шарлотта, Эмили и Энн и по сей день часто выбираются на прогулки по милым их сердцу вересковым пустошам, — машинально ответила леди Кэтрин, все еще не выходя из состояния задумчивой отрешенности.

— Прошу прощения, леди Кэтрин, но как это возможно?! — воскликнула я, совершенно сбитая с толку.

Миледи величественно повернулась в мою сторону и в упор посмотрела на меня. Взгляд ее сделался уже вполне осмысленным, но оттенок непостижимой потусторонности, вселявший в меня леденящий ужас, все еще присутствовал в этом пристальном взоре.

— Вы убеждены в том, что действительно хотите это знать? — последовал встречный вопрос леди Кэтрин.

Я снова вздрогнула, но, собравшись с духом, ответила:

— Несомненно.

— Хорошо, — отозвалась миледи, — я постараюсь объяснить вам, о чем я говорю. Но сначала мне необходимо удостовериться в том, что вы сможете это понять.

Она продолжала всматриваться в мое лицо с таким напряженным вниманием, будто старалась проникнуть взглядом в мое сознание и прочесть мои мысли.

— Вы знаете мою историю, — произнесла она; в голосе ее при этом зазвучало внезапное трепетное волнение. — А я сегодня узнала вашу. В том, что произошло с вами и со мной, есть несомненное сходство. Вы согласны?

— Пожалуй, вы правы, — ответила я после некоторого раздумья.

— Когда я увидела вас впервые год назад в стенах церкви в день похорон почтенного владельца этого дома, — продолжала леди Кэтрин очень серьезно, — мне показалось, что предо мной предстало мое собственное отражение. Потом я долго размышляла над этим обстоятельством, недоумевая, что послужило тому причиной. Ведь я не видела тогда даже вашего лица, — лишь ваши глаза… Глаза, в которых затаилась неизбывная скорбь… Скорбь эта была необычной: она заглушала собой все иные помыслы и устремления, пресекая на корню самый принцип Жизни. Несомненно, то было особое состояние — НЕЗЕМНАЯ СКОРБЬ. Состояние, неподвластное сознанию простого смертного. Человек, живущий в соответствии с предписанными установками и подчиняющийся ничтожным законам этого мира, был бы не способен вынести этого состояния — оно погубило бы его в одно мгновение. Убедившись, что именно это состояние владело вами в тот момент, я наконец поняла, что именно оно и роднило нас. Ведь эта самая, несовместимая с жизнью, НЕЗЕМНАЯ СКОРБЬ с некоторых пор является моей постоянной спутницей.