Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И вот в один прелестный зимний день в этом доме (Дивенская, 86) стали подыхать кошки. То есть так подыхать, что в короткое время не осталось в доме ни одной кошки. Прямо хоть занимай у соседей. Собак тоже не осталось. Собачки тоже все передохли.
Очень расстроились от этого факта в доме. Созвали, конечно, экстренное собрание жильцов. Начали дискутировать – как и отчего околевают кошки.
Одна гражданка на собрании заявила:
– Кошки, граждане, так себе не кончаются. Это, – говорит, – заметна чья-то преступная рука.
Другая гражданка говорит:
– А преступная рука, граждане, это не кто иной, как наш общий сукин сын, водопроводчик с пятого номера. Это, – говорит, – не кто иной, как он подложил свинью кошкам.
И вдруг приходит сам гражданин водопроводчик и усмехается.
– Об чем, – говорит, – речь? Ну да, говорит. Не отпираюсь. Это, – говорит, – я насыпал яду в выгребную яму. Не иначе как от яду они и дохнут. А что собачки кончаются, то пущай и собачки. Собачек я тоже не одобряю. А без жертв обойтись немыслимо.
Сказал и ушел. А после еще записку под воротами приляпал: «Принимаю заказы на отравление кошек и собак».
Вот и все. Вот вам и весь рассказ с натуры.
Конца у этого рассказа нету. Это происходит оттого, что жильцы и сами не знают, чем кончить. То ли плюнуть на водопроводчика, то ли под суд его отдать.
Вот и пиши после этого из жизни! Конца-то и нет. Не обижайтесь, граждане!
Практикант
Дельце это очень поганенькое. То есть такое дельце, что прямо писать неохота. Неохота, да приходится. Факт очень уж выдающийся.
А случилось это в Иваново-Вознесенске. А выходит там, братцы мои, голубчики, газета «Рабочий край».
И стали в этой газетине появляться очень исключительно отличные заметки одного рабкора от сохи, по фамилии Осипов.
Острые такие, свежие заметочки. Талант в них так и брызжет в разные стороны.
А главное, мог этот способный Осипов изображать на бумаге что угодно. Мог и насчет паразитов пройтись. И про продукцию. Мог даже стишки сочинять. Даже раз до того разошелся, что про коров написал. Ей-богу. Научную статью про коров: «Уход за коровой после отела». И подписал – крестьянин-практикант Осипов.
То есть такой способный парнишечка оказался – прямо на удивление.
Весь город очень восхищался своим дорогим рабкором. Да что город? Москва восхищалась. Хотели мы этого парнишечку за выдающийся талант в журнал к себе перетянуть, да «Рабочий край» не отдал. Пожадничал.
А тут, промежду прочим, таким талантом союзные деятели заинтересовались. Копнули, как и что и отчего такой талантище выпирает из одного человека. Ну и выяснили.
Оказалось, что парнишечка не то что научные статьи про коров – фамилию свою с грехом подписывал.
А брал этот парнишечка разные газеты, вырезал оттуда чего придется: стишки – так стишки, про корову – так про корову, переписывал кое-как и в газету нес. Одним словом, подрабатывал и обогащался.
И, может, на всю Советскую страну прославился бы этот практикант, да, между прочим, засыпался. А впрочем, он и так прославился.
И живут же такие людишки на земле, нет на них погибели.
Товарищ Гоголь
В наше переходное время, в наши скромные дни жил бы товарищ Гоголь не на улице Гоголя, а где-нибудь, ну, скажем, на Васильевском острове.
Жил бы человек не плохо. Насчет цельной квартирки не ручаемся, но отдельная комната была бы у него. Примерно в 3 кв. сажени. Меблированная.
За мебель хозяйке Гоголь платил бы 20 целковых да в домоуправление по 1 р. 60 к. за квадратный метр.
А работал бы Гоголь в «Смехаче» (25 рублей за фельетон). Пришлось бы уж Гоголю расстараться на мелкие вещицы!
Большие вещи – разные там «Мертвые души» и «Старосветские помещики» – все это хорошо и отлично, но недостаточно. Главное, что свободной профессией попахивает. И пописывал бы Николай Васильевич разные мелочишки. Может быть, даже отдел «Тараканы в тесте» вел. Ох, пришлось бы сотрудникам слегка потесниться!
Ходил бы тов. Гоголь в серой толстовке. Лечился бы электричеством от острой неврастении в Знаменской лечебнице. Трешки бы занимал до среды. Сотрудники дружески хлопали бы его по плечу и говорили: «Ну как, брат Гоголь?»
И вообще жил бы человек не худо. Вполне кормился бы при «Гудке».
Единственно, пожалуй, пришлось бы Гоголю пострадать от современной критики. Показала бы ему наша дорогая критика кузькину мать.
Критическую статью о творчестве товарища Гоголя мы представляем в наши дни примерно в таком виде:
«Еще один»
(О творчестве тов. Гоголя)
Это что за фигура? Это откуда такое появилось? Это кто же дозволил ему появиться?
Мало у нас великих писателей, так вот еще какая-то персона лезет!
Нуте-ка, возьмем эту персону да рассмотрим, какая под ей подложена база. И может ли он, этот самый Гоголь, видеть разные важные проблемы? И есть ли у него, у подлеца, нормальный классовый взгляд или, между прочим, у него заместо взгляда курица нагадила и вообще мелкобуржуазная стихия?
Сейчас мы ему, черту лохматому, припаяем. Не читали еще его вещиц, но чувствуем, что припаяем. Потому нельзя иначе, чтоб не припаять.
Выпущает, главное, черт лохматый, общее собрание сочинений, огребает, наверное, громадные деньжищи, тратит бумагу, в то время как кооперации продукты заворачивать не во что, и еще ходит Гоголем.
А пущай-ка лучше ответит, вносил ли он, курицын сын, налог за последнее окладное полугодие? И чем он занимался до 17-го года?
Тоже писатель! Володя!
Критик Иван Засекин
Плохо, товарищи, быть писателем!
Дешевая распродажа
Такой есть город Красногор. Первый раз слышим. Но раз газеты пишут, значит – есть.
А только, может, это и не город, а местечко. Пес его разберет. Газета этого вопроса не затрагивает. А мы, в свою очередь, эту ботанику и минералогию маленько подзабыли.
А расположен этот город не то под Харьковом, не то под Полтавой. Во всяком разе, телеграмма дадена из Харькова.
А очень оригинальный этот город Красногор. Там, знаете, то есть буквально нет ни единого человечка, который бы не состоял в союзе.
Вот какой это город. Истинная правда. Там,