На всякий случай я сунул-таки его в портфель под другие бумаги и уже закрывал замки, собираясь сегодня смыться с работы пораньше – голова у меня все равно ничего толком не соображала, – когда в дверь моего кабинета вдруг отрывисто постучали, и немедленно вслед за этим, не дожидаясь ответа, она распахнулась и в проеме возникла подтянутая, сухая фигура генерала Блинова.

«Ну, вот и все», – обреченно подумал я, поднимаясь.

Однако буквально уже в следующую секунду с внезапной радостью понял, что – нет, наверное, еще далеко не все. Если бы меня хотели арестовать, то вряд ли заместитель военного коменданта явился бы лично.

– Здравия желаю, товарищ генерал!..

Я гаркнул так, что с потолка, по-моему, осыпалось немного побелки. А генерал Блинов даже вздрогнул и чуть было не попятился.

– Что вы, что вы, Николай Александрович, – несколько испуганно сказал он. – Зачем нам с вами эти формальности? Я ведь просто так заглянул, по-товарищески, неофициально.

Сегодня он почему-то держался не слишком уверенно, показал мне вялой ладонью: не беспокойтесь, мол, сидите, сидите, как-то очень по-старчески, шаркающей походкой прошел к окну и, взирая на хлам, громоздящийся в хозяйственном дворике, побарабанил пальцами по подоконнику.

Мне вдруг стало тревожно, что он – такой неуверенный.

– Что-нибудь случилось?

Генерал Блинов, не оборачиваясь, пожал плечами.

– Шла гроза, Николай Александрович, – ответил он как бы нехотя. – Помните, в июне была? Ну и надвигалась теперь, по-видимому, точно такая же. Кажется, нам удалось ее рассеять. Если, конечно, она рассеялась действительно от наших усилий. Я ведь, Николай Александрович, не специалист, не метеоролог. Мне, к несчастью, приходится верить тому, что докладывают…

Он задумался и поскреб на стекле какую-то невидимую соринку, а затем повернулся ко мне и осторожно присел на выпирающую батарею.

Вид у него теперь был совершенно измученный.

– Николай Александрович, у меня к вам один небольшой вопрос. Только я умоляю вас, отвечайте, пожалуйста, без этих ваших обычных иносказаний.

– Попробую, – нерешительно сказал я.

Ничего хорошего я от такого вступления не ожидал.

– Этот город погибнет? Да или нет?

Я опять-таки нерешительно начал:

– Информация, которая поступает к нам в последнее время…

Однако лицо генерала Блинова ужасно сморщилось. Он мотнул головой и даже пристукнул по батарее крепким сухоньким кулаком.

– Я вас не об этом спрашиваю! А – да или нет?!

– Да! – внезапно ответил я, уже не задумываясь о последствиях. Мне, в конце концов, надоело постоянно хитрить и увертываться. – Да, он погибнет! Вы это хотели от меня услышать? Ну так вот! Но это – только мое личное мнение. Никакого значения оно не имеет…

– Скоро? – напряженным шепотом спросил генерал Блинов.

– Скоро, – таким же напряженным шепотом ответил я.

– Как скоро?

– Этого я сказать не могу.

Некоторое время мы смотрели друг другу в глаза. А потом генерал Блинов достал клетчатый носовой платок и промокнул лоб.

– Вот и я так считаю, – разочарованно сказал он. – В отличие от всех остальных. Я не знаю, что именно здесь происходит; впрочем, этого, наверное, не знает никто, но пытаться в такой ситуации что-либо делать – это значит барахтаться и просто затягивать мучительную агонию…

Выглядел он сейчас лет на семьдесят – изможденный, с провисшей, как у рептилии, темной кожей под подбородком. Вовсе не генерал, который железной рукой наводит порядок во вверенном ему округе, а довольно слабый и явно растерянный человек, измочаленный жизнью, работой и разными мелкими тяготами.

Я спросил:

– А что, извините, по этому поводу думают там? – и большим пальцем левой руки многозначительно потыкал вверх.

Генерал посмотрел на меня как на идиота.

– Ничего не думают, – сказал он с легкой насмешкой. – Зачем им думать? У них своих дел хватает. В общем, «принимаются все необходимые меры».

В это время отвратительно задребезжал телефон на краю стола, но, когда я машинально протянул к нему руку, чтобы снять трубку, меня будто ударило звенящей командой:

– Не трогать!

И ладонь моя поспешно отдернулась.

– Не трогать! – повторил генерал Блинов тоном ниже.

И сейчас же я услышал беспорядочные тупые выстрелы где-то снаружи. Они накатывались сюда стремительно, как цунами. Казалось, еще немного и они просто посыплются в форточку; и вдруг мощный фугасный удар поколебал все здание. Заскрипела, покачиваясь под потолком, кольчатая железная люстра. Белым дождем и в самом деле слетели на пол хлопья побелки. Расплескались истошные крики во внутреннем дворике. И вторично задребезжал телефон, кажется даже подпрыгивая. И опять генерал-лейтенант Блинов коротко приказал мне:

– Не трогать!..

Он уже стоял у дверей, распластанный по стене так, чтобы, если ворвется кто-либо, оставаться укрытым, глаза его округлились и превратились в два черных прицела, а в руке, вывернутой точно у фараона на фреске, чернел пистолет.

Он процедил сквозь сжатые зубы:

– Ни хрена не понимаю. Почему раньше срока?.. Кто распорядился? «Время икс» еще даже не согласовано… Отвлекающая операция… Без поддержки… – И вдруг оба его черных зрачка воткнулись в меня, как иглы. – Вы на кого работаете, Николай Александрович?..

Я внезапно все понял:

– То есть этот телефон-автомат на стройплощадке все же прослушивается?

– Ну а вы как хотели бы? – хладнокровно ответил генерал Блинов. С чоканьем передернул затвор и ослабил на горле, видимо, тугой узел галстука. – Ладно, к черту, забудьте об этом. Я вам верю. Вас просто-напросто используют втемную. – Он прильнул жестким ухом к щели между дверью и косяком. – Взрыв почувствовали? Это, судя по звуку, у меня в кабинете. Задержись я хотя бы еще минут на пятнадцать… – Он вдруг покрутил головой и просиял какой-то страшновато-счастливой улыбкой. Зубы у него были белые, как у мертвого. – Знаете, Николай Александрович, жить почему-то очень хочется. А вам, Николай Александрович, жить хочется? Ну, вы готовы? Ну – соберитесь-соберитесь, выходим!..

И он резко рванул на себя ручку двери.

В коридоре была оглушительная пустота, забитая дымом. Стулья, стекла, треснувшая штукатурка были перемолоты пронесшимся здесь ураганом. Вместе с дымом перетекали по воздуху какие-то невесомые паутинки, а у входа в столовую мягким тряпичным комком свернулся мужчина. Я его сразу узнал: Костя Плужников, из Третьего сектора. Он был бледен как мел, и пальцы его окостенели на животе, и он тихо постанывал, и натекала возле него малиновая густая жидкость.

– Больно… Больно… Больно… За что?.. За что?..