откровением, после которого уже окончательно и бесповоротно восторжествует в Шамудре правда?»); Дилшэд держит Спингуль за руки – та выглядит потерянной («Друг друга они заботят больше, чем то, что творится вокруг. На долю окружающего мира остаётся лишь жалость и немного надежды».); Максуд с хмурым видом шарит рукой под камнем («Пожалуй, он понимает Сына Неба лучше, чем любой из нас, будто и сам знает что-то такое… Он, пожалуй, смог бы стать как Фанис. Со временем».)… Максуд повернул голову к Сосонию, словно почувствовал, что тот думает о нём, затем отвёл взгляд, вынул из-под камня руку и посмотрел на Сына Неба.

«А я вот смог бы?» – спросил Сосоний себя.

И задумался. Улитка снова попалась на глаза – он взял её аккуратно двумя пальцами и посадил на вершину камня. Та покачала усиками, сжалась и скатилась, затерявшись, – невзрачный комочек среди одинаковых серых обломков. Сосоний с досады плюнул ей вдогонку.

«Сама не знаешь, чего хочешь!»

А они-то, дадаши, верные спутники – последователи! – величайшего на этой земле пророка, Сына Неба, знают? А другие – прочие, кого встряхнули резко, заставили открыть ничего не понимающие спросонок зенки, и кто копошится теперь там, внизу, с трудом соображая, что произошло, – они знают? Захотелось выругаться, но Сосоний сдержался.

«Главное, чтобы он знал».

Знает…

Сын Неба встал к дадашам лицом, окинул изрядно потрёпанную компанию взглядом, без лишних слов кивнул, развернулся и пошагал. Максуд оставил валун, за который взялся было, разогнулся, отряхнул ладони и двинулся вслед. За ним потянулись и другие.

Сосоний подождал, пока все дадаши выстроятся за Фанисом цепочкой, осмотрелся, не забыли ли чего, и присоединился к товарищам, замкнув цепь…

***

…С каждым днём, с каждым переходом поднимались всё выше, медленно но верно приближаясь к вершине. «Зачем ты идёшь туда? Что собираешься там найти?» – думал Максуд, глядя в спину шагавшего впереди Сына Неба (вот, опять новое имя прилипло к Фанису взамен прежнего – а тот будто и не заметил перемены, точно все эти то ли прозвища, то ли звания уже принадлежали ему когда-то). Думал, однако держал этот вопрос в себе, отчего-то не решаясь высказать вслух. Да и никто не решался.

«Всё приходит с Горы…» – расслышал Максуд бормотание того, кто, так ни разу и не оглянувшись, каким-то образом заставлял следовать за собой не отставая. «И уходит в Океан, – мысленно закончил он недосказанность, невольно бросив взгляд на бескрайнюю водную равнину. – Вот кому действительно рано или поздно достанется всё».

Он перевёл глаза на побережье: беззубые дёсны волн лениво мусолили каменную кость ставшего не одному Максуду приютом и тюрьмой странного мира, а прочь от этого бесконечно-нудного смоктания уходили вереницы еле различимых фигурок – тянулись сороконожками, ныряя в куцые джангала, взбираясь по крутым извилистым тропам… Уверовавшие в Вознесение, Хрустальный престол и Того, кто ждёт там. Паломники. Одержимые.

«Мы бы смогли всё объяснить, направить…»

Максуд скрипнул зубами.

«Надо было остаться…»

***

…Серый и неулыбчивый, Рост всё чаще поглядывал на вздымаемые новыми и новыми отрядами наступающей армии приверженцев свалившейся с неба религии знамёна пылевых шлейфов.

– Я думаю, мы ведь погибли бы, если б не сбежали, – произнёс Бинеш, проследив его взгляд.

– Когда-то всё равно умрём, – буркнул Рост.

– Когда-нибудь… Но это ведь не повод впадать в уныние? По крайней мере сейчас.

– Конечно, – Рост хмыкнул. – Успеется. Всё ещё впереди.

Бинеш посмотрел на товарища.

– Но мысли почему-то всё равно возвращаются к ней, к смерти, верно?

Рост сердито засопел.

«Верно», – про себя согласился слышавший этот разговор Максуд и помимо воли передёрнул плечами.

– Послушай, Фанис… – обогнав Максуда, Бинеш зашагал рядом с Сыном Неба. – Послушай… М-м… Что ждёт человека после смерти?

– Ну, если тебе так хочется говорить об этом… – Сын Неба мотнул головой, будто на лицо попала паутина. – Смерть размотает его, как клубок серебристых нитей: все привязанности и чувства, память… всё до конца. И Мироздание впитает их.

«Память»! – Максуда будто хлопнули по щеке, заставив вскинуть голову и слушать внимательнее.

– И ничего не останется? Совсем?! К чему тогда борьба, стремление к истине – все усилия! – если от человека в итоге не останется ничего?!

– Кое что останется. Нить – единственная, почти незаметная.

– Нить?

– Дыхание Творца, которое есть основа основ человеческого существа.

– Но если порвётся и она?

– Это практически невозможно.

– И всё-таки?

– Это сложно представить. Но вот если человеку достанет сил и умения самолично отсоединить это волоконце от вселенской паутины, которой оно принадлежит, то утратившая контакт фибрилла свернётся в спираль – крошечный тугой комок, который продолжит существовать сам по себе, свободный от всех и вся.

– Даже…

– И от Создателя, в первую очередь.

– Ты к этому ведёшь нас, Фанис?

Сын Неба вздохнул.

– Если подобное произойдёт, то очень и очень нескоро. Достичь окончательной свободы не так-то просто. Для этого человек должен быть полностью готов освободиться – то есть обрести способность не рвать нити напропалую, разрушая тем самым структуру Мироздания, а аккуратно размотать их, упорядочить и отдать миру то, что ему принадлежит, – умереть, по сути, – оставив себе лишь действительно самое важное, то, без чего невозможно существовать. Вот, собственно, почему свобода – это невероятная ответственность. Однако практически никто не знает, что подобное возможно, что вообще существуют некие нити, и это неведение лишает каких бы то ни было шансов.

– Выходит, у нас – тех, кто узнал, – есть этот шанс?

– Нет. Но есть возможность донести полученное знание до потомков, передав по наследству взращивание шанса им, а у них – развить его насколько хватит способностей и в свою очередь передать далее, и так до тех пор, пока человечество не обретёт достаточную чистоту, ясность и силу, чтобы, наконец, реализовать накопленный потенциал. Такой вот менетекел.

– Как жаль, что не нам… Мы ведь даже не можем определить, всё ли делаем правильно! Вот если б заглянуть – хоть одним глазком! – туда, в конец пути, и убедиться…

– Возможно, сам факт выбора пути к свободе и есть далёкий отголосок финала – память о будущем, в некотором смысле. По крайней мере, для рассудка это наиболее понятное сравнение.

– То есть… м-м… то, что свершится… свершилось поколения и поколения спустя, тянет к себе?

– Это отнюдь не односторонняя связь, но… пусть пока будет так.

– Значит, всё-таки…

– С другой стороны, подобная тяга – есть проявление общего замысла Создателя, и исход конкретно для человечества вовсе не предрешён.

– Но это же противоречие, Фанис!

– Формальное. Разум – твоя сильная сторона, Бинеш, а подобные парадоксы делают его ещё сильнее. Со временем