Он поклонился, круто развернулся и вышел, не дожидаясь, найдется ли мистер Порсон что ответить.

Мистер Порсон не нашелся. Он никогда прежде не смотрел на дело с такой стороны и потому на время умолк. Но майор Райкс и его друг капитан Кримпли, присутствовавшие при разговоре, много чего сказали. Ни одному из них нисколько не нравился мистер Порсон, чьи суждения и критические замечания насчет проживающих в Индии англичан они сочли обидными, но взгляды Аша и беспардонная прямота, с какой он изложил их незнакомому человеку, по возрасту годившемуся ему в отцы, задели обоих за живое.

– Возмутительная наглость и чертовски дурные манеры! – кипятился Лайонел Кримпли. – Вот так влезть в чужой разговор и наболтать кучу бунтарского вздора джентльмену, которому его даже не представили! К тому же гостю комиссара! Это умышленное оскорбление, нанесенное всему клубу, и комитет должен заставить этого молодого негодяя либо извиниться, либо выйти из членов нашего сообщества.

– Да плевать на комитет! – раздраженно махнул рукой майор Райкс. – Комитет может сам о себе позаботиться, а что касается этого тупицы Порсона, то он всего лишь чванливый сноб. Но ни один офицер не имеет права говорить подобные вещи или даже думать о них. Все эти дикие разговоры насчет Британских островов, занятых индийскими войсками, носят подстрекательский характер, скажу я вам, подстрекательский и изменнический. Пора дать этому молокососу крепкого пинка, и чем скорее это случится, тем лучше.

В любом гарнизоне – как в любом селении или городе в мире – непременно найдется кучка скучающих и мускулистых мужланов, которые любят махать кулаками и только и ждут случая «проучить» любого, чьих взглядов они не разделяют. Майору Райксу не составило труда заручиться содействием полудюжины таких недоумков, и через два дня они ворвались в спальню Аша среди ночи, чтобы вытащить его из постели и избить до потери сознания. По крайней мере, так было задумано.

На деле все получилось совсем не так, как они планировали. Они не учли, что Аш очень чутко спал и в силу необходимости давно научился обороняться и что, когда дело доходило до драки, он не признавал никаких правил честного боя и не руководствовался ложными представлениями о спортивном поведении.

По несчастью, они также не сообразили, что шум неминуемо разбудит не только спящего чокидара, но и слуг, которые, решив, что на бунгало напала шайка разбойников, похватали имевшееся под рукой оружие и отважно бросились на помощь Пеламу-сахибу. Чокидар с убийственной силой орудовал цепью и латхи, Гулбаз наносил направо и налево удары железным прутом, а Кулурам, Махду и метельщик доверились клюшке для поло, кочерге и метле соответственно…

К тому времени, когда принесли лампы и свалка прекратилась, обе стороны понесли урон и Аш действительно находился в бессознательном состоянии, хотя не стараниями майора Райкса и его бандитов, как планировалось, а из-за того, что споткнулся в темноте об опрокинутое кресло и при падении сильно ударился головой об угол туалетного столика. Сам майор получил перелом носа и растяжение лодыжки, и ни один из участников схватки не вышел из нее невредимым, кроме быстрого и верткого Кулурама.

Драка, пусть и короткая, была слишком шумной, а внушительный перечень последствий в виде переломов, синяков, ссадин, шишек и растяжений слишком бросался в глаза, и дело нельзя было оставить без внимания или замять. Начальство задало ряд вопросов и, найдя ответы неудовлетворительными, затеяло расследование, в ходе которого вскрылся вопиющий факт, что слуги принимали участие в схватке, нападая на британских офицеров и обороняясь от них. Начальство пришло в ужас.

– Я не намерен терпеть ничего подобного, – заявил бригадный командир, который служил в полку Хейвлока в Канпуре и Лакхнау во время Восстания и не забыл тех дней. – Такие дела до добра не доведут. Не доведут! Нам нужно избавиться от этого молодого смутьяна, и поскорее!

– Какого из них? – спросил один пожилой майор с простительным недоумением. – Если вы имеете в виду Пелам-Мартина, то я не вижу, в чем его можно обвинить…

– Да знаю, знаю, – раздраженно перебил командир. – Я не говорю, что виноват он, хотя можно сказать, что он спровоцировал нападение своими неуместными речами в клубе и грубым обхождением с парнем, который гостит у комиссара. Но нельзя отрицать, что он, умышленно или нет, постоянно мутит воду и всегда мутил – командование его собственного полка перевело парня к нам и до сих пор не изъявляет желания взять обратно. Вдобавок именно его нокер-логи напали на Райкса и компанию, не забывайте. Возможно, они имели все основания поступить так, и если бы в конечном счете оказалось, что на бунгало действительно напала шайка бандитов, мы бы назвали их преданными слугами, пришедшими на помощь хозяину. Но при данных обстоятельствах нам совершенно не нужно, чтобы подобная история ходила по гарнизону или рассказывалась в городе, как анекдот, а потому чем скорее мы от него избавимся, тем лучше.

Майор Райкс, с загипсованными носом и лодыжкой, получил суровый выговор за участие в деле и приказ уйти в отпуск, пока не заживут травмы. Его сообщники были подвергнуты жестокому разносу, которого не забудут до конца жизни, и посажены под домашний арест на тот же срок, что и майор. Но Ашу, который, казалось бы, не заслуживал никаких порицаний, будучи жертвой, а не зачинщиком, дали двадцать четыре часа, чтобы собрать вещи, расплатиться с долгами и отбыть со слугами и багажом в Джелам, где они сядут на почтовый поезд, идущий в Дели и Бомбей.

Он будет временно прикомандирован к Роуперовской коннице – кавалерийскому полку, квартирующему в городе Ахмадабаде, расположенном в Гуджарате, почти в четырехстах милях к северу от Бомбея – и в двух с лишним тысячах миль пути от Равалпинди…

В целом Аш не испытывал сожаления, покидая Равалпинди. Некоторых вещей ему будет недоставать: общения с несколькими друзьями в городе; предгорий, до которых так легко добраться верхом; вида высоких гор, четко вырисовывающихся на фоне неба; слабого запаха дыма и сосновой хвои, изредка приносимого северным ветром. Но зато от Ахмадабада немногим больше семидесяти миль до границы Раджпутаны и чуть больше ста по прямой до Бхитхора. Аш будет ближе к Джали, и, хотя он не сможет пересечь границу владений раны, это в какой-то степени утешало, как и тот факт, что, сколь бы несправедливым он ни считал свое изгнание из Равалпинди, у него не возникло желания оспаривать решение, избавлявшее его от необходимости делить бунгало с Лайонелом Кримпли.

Известное утешение давала также мысль, что у него все равно не было бы возможности в ближайшее время видеться с Уолли и Зарином. С недавних пор разведчикам перестали давать отпуска в связи со слухами о волнениях среди афридиев, возражавших против каких-то изменений в условиях договоренности, согласно которой они получали от правительства деньги за соблюдение спокойствия.

Эта новость содержалась в письме из Мардана, пришедшем на следующий день после налета на бунгало, и мысль, что ни один из друзей не сумеет вырваться в Равалпинди, пока проблема с афридиями не разрешится, значительно остудила негодование Аша, вызванное несправедливой ссылкой в Ахмадабад. Но, перечитав письмо от Уолли, он снова вспомнил все, что говорил Кода Дад на крыше дома Фатимы-бегумы в Аттоке, и с горечью осознал, что в случае войны разведчики непременно примут участие в боевых действиях. Весь корпус пошлют воевать, и многие не вернутся обратно. А он, Аш, останется в стороне от всех событий, томясь ожиданием в скучном и пыльном военном городке в далеком Гуджарате.