Оттфрид засопел.

– Еще как можно! – проворчал он. – Только не поползу я к ним, словно побитая собака! С меня довольно… Я… Ничего, подожди. Они у меня… У них еще искры из глаз посыплются!

Ида с тревогой смотрела вслед Оттфриду и братьям Редвуд, когда на следующее утро они вышли из дома после завтрака.

– Я еще что-то хотеть вам показывать! – заявил Оттфрид, когда мужчины уже собирались уезжать. – Я кое-что вспоминать. Про овцы. Вы идти со мной. Ах да, Ида… – Он перешел на немецкий: – Возможно, мне придется съездить с Редвудами в Порт-Купер. Нужно кое-что уладить. Ну, ты знаешь, мы вчера на этот счет с тобой говорили.

Ида нахмурилась, но предпочла промолчать. Она понятия не имела, какое отношение может иметь угроза Оттфрида к поездке в Порт-Купер, но злить мужа не хотела. Его миролюбивое настроение очень скоро сменилось ненавистью ко всему миру и даже к Богу, и теперь у нее болело все тело. «Надо было раньше рассказать мне о том, что Редвуды собираются переезжать, – упрекал он ее. – Тогда я все устроил бы иначе». Что он имел в виду, Ида совершенно не представляла, но, если он собирается ехать с братьями в Порт-Купер, тем лучше!

Вскоре после того, как Оттфрид уехал, из деревни маори вернулась Кэт и с интересом выслушала рассказанную Идой историю о визите братьев Редвуд.

– Он показал им всех овец, кроме тех, которые сейчас у Те Хайтары, – с тревогой рассказывала молодая женщина. – Думаешь, это что-нибудь значит? Я не верю, что он имеет какое-то отношение к той краже. Он не так воспитан, он христианин, он из Рабен-Штейнфельда, а мы всегда были порядочными людьми. Однако, мне кажется, он опасается, что торговец в Нельсоне продал ему краденых овец. Теперь ему придется вернуть их, и мы снова станем бедны, и…

Кэт возвела глаза к небу.

– Не ломай себе голову, Ида, – мягко произнесла она. – И забудь о Рабен-Штейнфельде! Если хочешь знать мое мнение, твой Оттфрид – тот еще негодяй, я думаю, что он вполне способен на кражу. Что же до овец Те Хайтары… Если он сумел устроить так, чтобы Редвуды их не видели, то это вышло по чистой случайности. Обычно они пасутся вокруг деревни, бегают вместе с моими овцами и овцами Карла. И только теперь, когда они ягнятся, мы держим их в загоне. Это даже не обязательно, достаточно было оставить в загоне только тех, кому еще предстоит родить, но Макуту считает иначе. Она говорит, что стадо должно оставаться вместе, их душам повредит, если мы разделим семьи.

– Душам овец? – удивленно переспросила Ида, нахмурившись.

Кэт рассмеялась:

– О да, нгаи таху считают, что у каждой овцы есть душа, так же, как у каждого дерева и каждого куста рата. Да не смотри ты на меня, словно девушка из Рабен-Штейнфельда, которая во всем видит богохульство. Тохунга могут оказаться правы. Еще ни одна овца не отвергла ягненка. Детеныша той овцематки, которая умерла при родах, приняла другая, а песни Кунари любят слушать все. Ты ведь сама говорила, что ее сыр даже вкуснее, чем твой.

Кунари, девушка из племени, немного отставала в развитии. Она была милой и общительной, но работала очень медленно, кроме того, порой не могла запомнить, как нужно делать те или иные вещи. Говорила Кунари мало, но постоянно пела – что-то невнятное или, как говорила Макуту, на своем собственном языке. Однако с тех пор, как племя стало разводить овец, Кунари уверенно шла к получению звания тохунга. Ида научила ее доить овец, и девушка заботилась о молочных овцах, проявляя в этом недюжинную смекалку. Для своей сыроварни Ида держала десять овцематок, но теперь ей пришлось отдать их, поскольку они входили в число приобретенных Оттфридом овец. Это решение далось ей нелегко, но, как бы там ни было, она знала, что у Кунари животные будут в надежных руках. Девушка доила их утром и вечером, варила сыр и временами выпасала на лугах, чтобы они могли щипать более сочную траву. При этом она всегда пела им и рассказывала длинные истории. Овчарка была ей не нужна: овцы послушно ходили за ней следом. Однажды Макуту с уважением сказала, что Кунари говорит на языке хипи. Маори давно размышляли о том, каким даром наделили ее боги и каким еще наделят, но наконец-то все встало на свои места!

– Кстати, Кунари вчера весь день бродила где-то со своими овцами, – вдруг вспомнила Кэт. – И позавчера тоже. Оттфрид и Редвуды вполне могли столкнуться с ней. Так что не переживай ты так. Хотя бы за нгаи таху, их овец и Оттфрида! Я скорее волновалась бы за Редвудов, с ними только он и никого из посторонних, а он на них, по всей видимости, злится. Надеюсь, они догадаются, что к нему нельзя поворачиваться спиной!

Оттфрид не вернулся и в следующие несколько дней, и облегчение, которое испытывала Ида по этому поводу, сменилось всевозрастающей тревогой. Конечно, вполне возможно, что Кэт права и Оттфрид снова застрял в одном из пабов, чтобы проиграть или пропить те гроши, которые заработал на продаже шерсти.

– Он ведь хотел строить дом на станции Рабен и был настроен решительно, – говорила Ида.

Кэт поморщилась:

– Ида, он пьет и играет. Видимо, это не тот процесс, которым мужчины умеют управлять. Стоит Оттфриду сесть за карты – и все, конец, он не остановится, пока у него не закончатся деньги. То же самое и с выпивкой. Пока есть виски, он бутылку не отпустит. Остается лишь надеяться, что он не наделает новых долгов. Правда, жители Порт-Купера его уже знают, возможно, они не станут занимать ему деньги.

– Я спрашиваю вас еще раз: вы уверены в том, что говорите?

Молодой офицер полиции остановился в лесочке у реки неподалеку от станции Фенрой и деревни нгаи таху, чтобы позволить своим подчиненным передохнуть. Он испытывал какое-то неприятное ощущение с тех самых пор, как братья Редвуд пришли в его офис в Порт-Купере, чтобы написать заявление. Ситуация показалась ему слишком сложной: он занимал должность деревенского шерифа и, как со смехом говорили поселенцы, принял ее только потому, что никто больше не соглашался. Разумеется, деньги ему тоже были нужны, и, в отличие от большинства жителей Порт-Купера, он легко справлялся с ведением обширной отчетности. В Ирландии он был деревенским учителем. Но это щекотливое дело… Шон О’Мэлли хотел еще раз все проверить, прежде чем всерьез заняться этим вопросом.

– Вы не могли ошибиться?

– Нет. – В голосе Джозефа Редвуда слышалось раздражение. – Я вам уже три раза повторил, офицер: мой брат и мистер Брандманн свидетели. Наши овцы у этих людей. Сомнений быть не может, у животных наша маркировка, мы можем доказать это в любой момент, если это так необходимо.

– А почему их тогда не спрятали получше? – О’Мэлли одернул свою форму и в десятый раз убедился в том, что вся амуниция на месте. – Вы же сами говорили, что овцы паслись совершенно открыто и пастушка вела себя так, словно не чувствовала за собой никакой вины.

– Офицер! – Джозеф Редвуд едва держал себя в руках. – Девушка, которая пасет наших овец, по всей видимости, слабоумная. Поэтому она не может отличить правду от лжи. И поэтому она спокойно подвела к нам животных, чтобы мы могли рассмотреть их вблизи. Мы уверены, так что пойдемте наконец в деревню, заставим маори признаться и конфискуем овец. По словам мистера Брандманна, за кражей может стоять вождь – кажется, он довольно ушлый тип, племя весьма зажиточное. Не исключено, что он замешан еще в каких-то махинациях. Так что лучше всего будет арестовать этого парня, для этого вы, наверное, и собрали свой отряд.