Прошло много времени, как вдруг во мраке показалось светлое пятно. Это был юный шейх, державший распахнутым свой коричневый плащ, чтобы нам была видна его белая рубашка. Он шепотом сообщил, что его план провалился. Только что прибыл поезд (тот самый, что стоял в овраге) с германским полковником и германским и турецким резервами для Афулеха, присланными Лиманом фон Сандарсом для спасения охваченной паникой Дераа.

Маленького армянина они посадили под арест за отлучку с поста. Привезено огромное количество пулеметов, и часовые патрулировали подступы к мосту с удвоенной энергией. Действительно, на тропе, на расстоянии меньше ста ярдов от того места, где сидели мы, уже находился сильный пикет. Странность положения, в котором мы оказались, заставила меня рассмеяться, правда беззвучно.

Нури Саид предложил взять станцию силами основного состава. У нас было достаточно бомб и ракетниц. Численный перевес и готовность обеспечивали нам преимущество. Это был хороший шанс. Но я участвовал в игре, где ставкой были человеческие жизни, и, как обычно, нашел эту цену слишком дорогой. Разумеется, большинство целей на войне достигается дорогой ценой, и мы должны были следовать хорошему примеру, проходя через это. Но я втайне гордился планированием наших кампаний и поэтому заявил Нури, что голосую против. В этот день мы дважды произвели разрушения на железнодорожной линии Дамаск – Палестина, а перевод сюда афулехского гарнизона был третьим фактором, выгодным для Алленби. Наше обязательство было с большим трудом выполнено.

Нури после недолгого размышления согласился с моими доводами. Мы пожелали спокойной ночи юноше, который честно пытался оказать нам такую важную услугу, а потом прошли по цепочкам своих людей, шепнув каждому приказ тихо пробираться обратно. Потом мы сидели группой, с винтовками в руках (у меня была подаренная несколько лет назад Энвером Фейсалу винтовка «ли-энфильд» с золотой дарственной пластинкой – трофей дарданелльских времен), в ожидании, когда все наши люди уйдут в безопасную зону.

Этот труднейший момент той ночи был довольно странным. Теперь, когда дело, задуманное нами, сорвалось, мы едва удерживались от соблазна спугнуть этих испортивших нам настроение немцев. Было бы так легко запустить на их бивуак сигнальную ракету. Эти чопорные люди обратились бы в смехотворное паническое бегство, обстреливая наугад окутанный туманом горный склон, молчаливо поднимавшийся в небо. Эта идея совершенно независимо пришла в голову одновременно Насиру, Нури Саиду и мне. Мы обменялись своими мыслями и устыдились такому ребячеству. Из взаимной осторожности мы ухитрялись поддерживать собственную респектабельность в глазах друг друга. После полуночи, в Мезерибе, мы почувствовали, что нужно что-то сделать, чтобы отомстить за провал попытки взорвать мост. Две группы моих парней с проводниками из людей Талаля прошли за Шехаб и в двух местах взорвали линию на пустынных участках с уклоном пути. Эхо взрывов испортило ночь германскому отряду. Немцы долго пускали осветительные ракеты и разведывали окружающую местность, опасаясь нападения.

Мы были рады тому, что устроили им не менее беспокойную ночь, чем они нам, так что к утру они, наверное, утомились не меньше нашего. К нам по-прежнему ежеминутно приходили друзья, чтобы поцеловать нам руки и поклясться в вечной верности. Их выносливые пони пробирались по нашему затянутому туманом лагерю, выбирая дорогу между сотнями спавших людей и беспокойных верблюдов, которые всю ночь жевали жвачку, наевшись днем травы, вспучившей им животы.

Перед рассветом из Тель-Арара прибыли остальные орудия Пизани и остатки отрядов Нури Саида. Мы послали Джойсу письмо о том, что на следующий день вернемся на юг, к Насибу, чтобы замкнуть окружение Дераа. Я предлагал ему приехать в Умтайу и там ждать нас, потому что она с ее изобилием воды, превосходным пастбищем, удобным расположением (она находилась на одинаковом расстоянии от Дераа, Джебель-Друза и пустыни племени руалла) представлялась идеальным местом для нашего соединения с ним в ожидании новостей об успехах Алленби. Удерживая Умтайу, мы смогли бы отрезать Четвертую турецкую армию за Иорданом от Дамаска и быстро оказались бы в нужном месте, чтобы продолжать разрушать главную линию железной дороги по мере того, как противник будет восстанавливать разрушенные ранее участки.

Мы нехотя встали, встречая новый тяжелый день, разбудили солдат, и армия в полном беспорядке двинулась в путь через станцию Мезериб. Пока мы с Янгом не спеша закладывали «тюльпаны», наши отряды, словно таявшие в далекой дымке, ехали по изрытому грунту к Ремте, чтобы уйти из поля зрения противника, находившегося в Дераа и Шехабе. В небе гудели турецкие аэропланы. Летчики докладывали своему начальству, что нас было очень много, может быть восемь или девять тысяч, и что наши центробежные перемещения позволяли нам занимать одновременно все направления.

Усиливая это впечатление, заложенная французскими артиллеристами мина замедленного действия через несколько часов после нашего ухода разнесла на куски водокачку в Мезерибе. В этот момент немцы были на марше из Шехаба в Дераа, и непонятный для них взрыв заставил этих лишенных чувства юмора вояк вернуться обратно, чтобы выйти снова уже в конце дня.

Тем временем мы были уже далеко, упорно продолжая тащиться к Нисибу, вершины которого достигли около четырех часов дня. Мы дали немного отдохнуть пехоте, а сами выдвинули артиллеристов и пулеметчиков на гребень первого отрога, обрывистый склон которого уходил вниз, к самой железнодорожной станции.

Там мы разместили орудия в укрытии и попросили артиллеристов открыть огонь по станционным зданиям, до которых было две тысячи ярдов. Артиллерийские расчеты Пизани работали, словно соревнуясь между собой, так что в крышах и навесах зданий скоро появились огромные пробоины. Мы одновременно выдвинули на левый край пулеметчиков с задачей обстреливать длинными очередями окопы, которые огрызались сильным упорным огнем. Однако наши отряды прятались в естественных укрытиях, вдобавок полуденное солнце находилось у них за спиной. Потерь у нас не было. Как, впрочем, и у противника. Разумеется, все это было просто игрой, и в наши планы захват станции не входил. Нашей реальной целью являлся большой мост севернее деревни. Кряж, где мы размещались, уходил дугой в виде рога к этому сооружению и был естественной насыпью с одной стороны долины, через которую был перекинут мост. На другой стороне находилась деревня. Турки удерживали мост с помощью небольшого укрепления и поддерживали контакт с ним через вооруженных винтовками стрелков, расставленных под прикрытием деревенских домов.

Мы навели два орудия Пизани и шесть пулеметов на небольшой, но глубоко закопанный в землю блиндаж рядом с мостом, надеясь выманить оттуда его защитников. Пять пулеметов вели огонь по деревне. Через пятнадцать минут у нас уже были ее взволнованные старейшины. Нури объявил им, что огонь будет прекращен только тогда, когда крестьяне выгонят турок из своих домов. Они пообещали выполнить это условие. Таким образом, мы изолировали мост от станции.

Мы усилили свой натиск на оба эти объекта. Двадцать пять пулеметов открыли ураганный огонь, но и турки явно не испытывали недостатка в боеприпасах. Наконец мы перенесли огонь четырех орудий Пизани на блиндаж и после нескольких залпов увидели, как охрана моста уходила из разрушенных окопов через мост под прикрытие насыпи железной дороги.