– Узнал чего? – бросил Беклемишев вошедшему дьяку.

– Да, батюшка, Василий Михайлович. Ящики те снесли они в терем, стало быть, съезжать нынче не будут. Сейчас они чревоугодничают без памяти, тако же и холопья ихнеи, – сообщил Парамон.

– Стало быть, к обеду не подымутся. А утречком мои людишки будут там и ящики эти осмотрят, – подал голос боярин из посольского приказа, пришедший к Беклешимеву ранее да ожидавший его в доме, покуда хозяин терема не вышел из бани.

– Я бы уже их отправил, – проговорил приказный голова.

– Пусть покудова стрельцы за ними погляд держат, – отвечал боярин и, обернувшись на дьяка, спросил того: – Пьют ли вина али медку, да много ли?

– Пьют, батюшка, – кивнул дьяк. – И вина и медку пьют, песни уж пели, когда я уходил со двора.

– Хорошо, коли так. Завтречка проще работа будет, – боярин решительно поднялся с жалобно скрипнувшего резного стульчика. – Ну да пойду я. И ты, Василий Михайлович, ляг, отдохни, намаялся сегодня.

Постоялый двор. Полночь

Грауль, подняв Карпинского из-за стола вместе с теми, кто должен был ночью покинуть постоялый двор, отвёл их в свою светлицу. Незадолго до этого Пётр заметил, что он продолжительное время переговаривался со старшим Микуличем. Точнее, больше слушал старого новгородца, кивая в такт его словам. Разместившись на лавках в углу комнаты ангарцы, разного происхождения: и россияне-морпехи, и беломорцы-переселенцы – два брата из Усолья, Божедар и Ладимир, ожидали напутственного слова от начальника ангарского посольства.

– Сначала я отдаю бумаги, – начал Павел, доставая из своего рюкзака кожаный свёрток, и, хлопнув по нему ладонью, продолжил: – Там бумаги, удостоверяющие ваши полномочия, обозначающие ваши личности и дворянское происхождение некоторых из вас, а также письмо князя нашего датскому королю Кристиану. Ознакомьтесь, если есть желание. Позже Микулич вам всё подробно расскажет.

Карпинский протянул руку и, получив свёрток, принялся изучать бумаги. Вскоре ему удалось найти его собственное удостоверение личности. Там было написано: Petrus Karpinski, baron von Udinsk. «Чёрт возьми, а ведь приятно почувствовать себя дворянином», – подумал Пётр.

– Надеюсь, звание наследственное? – спросил Карпинский Грауля, уже думая о потомках.

– Как справишься с заданием, Пётр, – слишком серьёзно ответил Павел.

«Так, а из этого можно сделать вывод. Что-то у нас в Ангарии затевается. Никак создание элиты, о чём мне несколько раз пытался сказать Кабаржицкий. Он намекал, что в постепенно растущем государстве выходцев из будущего обязательно отметят дворянством. Наши трио управителей – Соколов, Радек и Смирнов, говорят, уже об этом договорились. Так сказать, поддержать на будущее потомков тех, кто появился одним весенним днём на берегу Байкала».

– Такой вот твой аусвайс, Пётр, – посмеивался Грауль, пока тот рассматривал лист плотной бумаги с написанным на старонемецком языке текстом. Среди бумаг было и письмо к датскому королю, писанное готическим шрифтом, с узорной вязью по краям листа. Письма сваял, с некоторой помощью ангарцев, Иван Микулич, знавший этот язык.

– Что в нём написано? – посмотрел Карпинский на Павла.

– Обычный для этого случая текст, – пожал плечами Грауль. – Податель сего является подданным князя Сокола, князя Ангарского, род свой ведущего от великих князей Киевских и так далее. Пыль в глаза.

– Может, и прокатит, – хмыкнул новоявленный барон.

Всё же люди тут не настолько искушены в политической географии, а разных самозванцев там хоть пруд пруди. Бывало, они и на трон садились. Как тот хмырь, выдававший себя в Черногории за русского царя Петра Третьего, взял да и получил престол на Балканах. Так и правил шесть лет, причём недурно правил, реформы проводил. Народ в Далмации потянулся к нему, этим он навлёк на себя гнев Венеции и подписал себе смертный приговор.

– Как стрельцов обойдём, Павел? – спросил Карпинский, оторвавшись от бумаг.

То, что стрельцы откровенно пасли ангарцев, было видно, как божий день. Вряд ли эти неразговорчивые бородачи находились рядом с ними только для сопровождения Петра и его товарищей своими угрюмыми взглядами из-под густых бровей, если бы им вдруг вздумалось прогуляться по Москве. Устроились они в небольшой пристройке сбоку терема, сменяясь на отдых по шесть человек каждые несколько часов.

– Правильный вопрос задал, Пётр, – заметил Грауль и куда-то отослал Божедара за Кабаржицким, кивнув им и оставив вопрос «барона» без ответа.

– А ящики, как мы спустим такую тяжесть? – снова возник Карпинский, кивнув на сложенные у слюдяного оконца верёвки. – Как потащим?

– И снова ты правильные вопросы задаёшь, – кивнул Павел.

Грауль не успел ответить, как уже вернулся Владимир, и он вопросительно взглянул на него, ожидая, видимо, какой-то информации.

– Интервал восемь-девять минут в сторону постепенного увеличения, – ответил он.

– Так, отлично. Успеем в два, максимум три захода, – проговорил Павел. – Значится так: сейчас стрельцы стоят у ворот, там их трое. Трое же других краснокафтанников протоптали себе тропу наряда вокруг нашего «мотеля». Мотают круги с интервалом, как уже сказал Владимир, восемь минут, ориентировочно. Остальные стрельцы вместе со своим начальником пируют за наш счёт на первом этаже.

– Павел, может, ты объяснишь всё-таки насчёт ящиков? – Пётр решил узнать, как он собирается их спускать. Ведь в два-три захода их никак не успеть спустить и оттащить в сторону.

– Дались тебе эти ящики, – усмехнулся спецназовец.

– А как же оно? – не в силах назвать золото его собственным именем, спросил Карпинский.

– Нет в них никакого золота, там железо. Заодно покажем в кремле наши возможности в выплавке металлов, – рассмеялся Грауль. – А золото там было, совсем недавно.

– А где оно сейчас? – подался вперёд Белов. – Загадками говоришь, Павел! Давай уже начистоту.

– А вот оно, – кивнул Грауль на купленную в Нижнем Новгороде верхнюю одежду.

Сейчас одежда эта лежала наваленной грудой на огромной, рассчитанной по европейской моде на несколько персон кровати. И тут до Петра дошло: неспроста ушивали эту одежду по пути из Нижнего – делали на ней карманы тайные. Вот оно что! А он то, по дури своей, думал, что придётся переться с ящиками, полными золота, до самого Архангельска. Всё правильно, рассовал по карманам плоские слитки – и вперёд. Хотя…

– А сколько же нас будет? – спросил Карпинский, с сомнением посмотрев на восьмерых товарищей и держа в голове девятого – Микулича. – Золота гораздо больше, чем мы сможем незаметно унести.

– Те нижегородцы, что привёл нам Кузьмин, – это наши люди. Занимался ими отец Тимофея и его товарищи. С вами пойдёт пятнадцать человек. Кстати, вам уже пора переодеваться. Не будете же вы привлекать внимание московского люда ангарскими кафтанами?