Сегодня дождя не было. Небо было затянуто мглой, погода стояла теплая, но сухая. Резкий западный ветер гнал в вышине облака, и они то и дело расходились, открывая синие прогалины и жаркое солнце.

Хотя задняя дверь, подпертая колышком, стояла открытой настежь, воздух в судомойне был сырым от пара, пахло мылом и чистым влажным бельем. Наконец последний предмет – детский передничек Анны – был выполоскан, отжат и брошен в уже полную плетеную корзину.

– Ну вот и все, теперь до следующего понедельника, – удовлетворенно объявила Филлис, вытащила затычку и, следя за тем, как мыльная вода с клокотанием убегает в трубу, тыльной стороной ладони отвела волосы с влажного лба. – А жарковато тут, я порядком взмокла.

– Я тоже. Пойдем-ка на воздух. – Джудит нагнулась и подняла одну из тяжелых корзин, оперев ее на бедро. – А ты, Анна, неси прищепки. – И вышла через открытую дверь во двор. Западный ветер обдал ей щеки и прошел сквозь тонкую, чуть влажноватую хлопчатобумажную юбку.

Лужайка, на которой сушили белье, занимала пространство между гаражом и задней дверью. В траве пестрели маргаритки, низкая живая изгородь из эскалонии, густо покрытая клейкими розовыми цветочками, отделяла лужайку от гравиевой подъездной дороги. Вдвоем, нагибаясь и опять поднимаясь на цыпочки, они развесили белье, закрепив прищепками. Ветер раздувал наволочки и трепал рукава рубашек.

– Теперь и в Нанчерроу заведутся пеленки, – заметила Филлис, прищипывая кухонное полотенце. – Кто будет с ними возиться, как ты думаешь?

– Мэри Милливей, кто же еще!

– Не хотела бы я быть на ее месте. Люблю детей, но нянькой работать ни за что бы не согласилась.

– Я бы тоже. Если бы мне пришлось пойти в прислуги, я бы лучше стала прачкой.

– У тебя с головой непорядок.

– Ничуть нет. Развешивать белье куда приятней, чем выносить ночной горшок за каким-нибудь старым хрычом.

– При чем тут ночные горшки? По мне, лучше всего быть камеристкой при какой-нибудь знатной даме. Укладывать волосы и быть в курсе всех светских скандалов и сплетен.

– Ага, а еще терпеть хозяйкины капризы и не ложиться до трех ночи, дожидаясь, пока она не вернется с бала. По-моему, это…

– К нам кто-то едет.

Джудит прислушалась. Действительно, это была машина. Они замолкли, с умеренным любопытством поглядывая в сторону дороги, хотя были абсолютно уверены, что водитель – кто бы он ни был – проедет мимо. Однако автомобиль замедлил ход и свернул к ним в ворота. Шины зашуршали по гравию, и автомобиль остановился у передней двери.

– Слушай, а к тебе гости, – без всякой надобности прокомментировала Филлис.

– Да, – отозвалась Джудит.

– Ты знаешь, кто это?

– Да.

– И кто же?

Джудит побросала в корзину прищепки, которые держала в руках, и кинула нижнюю юбку Бидди Филлис. Чувствуя, как ее губы растягиваются и лицо расползается в дурацкой улыбке, она сказала:

– Это Джереми Уэллс.

И пошла его встречать.

Джереми Уэллс.

Вешая юбку, Филлис украдкой выглядывала поверх бельевой веревки, стараясь, чтобы гость не заметил ее чересчур любопытных взглядов. Трудно было сдержаться – так давно она хотела увидеть достославного Джереми Уэллса своими глазами. Молодого доктора, которого Джудит повстречала тогда в поезде, возвращаясь из Плимута; ей было всего четырнадцать, но он ей понравился, понравился как мужчина. В этом не было никаких сомнений. А потом – ну надо же! – она увидела его опять, у Кэри-Льюисов в Нанчерроу. Филлис, узнав об этом необычайном совпадении, тут же решила: это судьба, все предначертано свыше, это будет одна из тех любовных историй, которым уготован счастливый конец.

Естественно, Джудит делала вид, что ничего такого нет и в помине. «Что за чепуха!» – восклицала она, когда Филлис намекала на молодого доктора. Но Джудит с гордостью восприняла известие о том, что он поступил на флот, и была в ужасе, когда узнала, что его корабль подорвали и он бог знает сколько времени провел в морских волнах. Филлис не могла для себя решить, какая участь страшнее – сгореть на объятом огнем корабле или броситься в темную, глубокую, холодную пучину. Ни она, ни Сирил не умели плавать. Но что бы там ни было, Джереми спасли, и вот наконец он здесь, с виду в полном порядке и в добром здравии. Жалко только, что не в форме. Вот бы увидеть его в форме! На нем были только старые фланелевые брюки и голубая хлопковая рубашка, но Джудит, казалось, это безразлично – она дала ему крепко обнять себя и поцеловать в щеку, и теперь они стояли вдвоем и оживленно говорили, улыбаясь во весь рот.

Филлис могла бы таращиться на них до бесконечности, но Джудит вдруг вспомнила о ее существовании и, повернув к ней сияющее лицо, позвала, чтобы познакомить с гостем. Филлис ни с того ни с сего сильно заробела, но все-таки с готовностью оставила белье, подхватила Анну на руки и, пройдя по лужайке, вышла через проход в эскаллонии на похрустывающий под ногами гравий. Жалко, что гость застал ее в таком неопрятном виде, в мокром переднике.

– Джереми, это Филлис Эдди. Она работала у нас в Ривервью. А теперь живет с нами здесь. Ее муж тоже служит на флоте.

– Правда? Кем?

– Он – механик машинного отделения, – гордо объявила Филлис. – Произведен в старшие матросы.

– Замечательно, рад за него. Должно быть, он это заслужил. В каких он местах?

– Где-то в Средиземном море.

– Счастливчик. Вечное солнце. А эта крошка кто такая?

– Это моя Анна. Но она вам не улыбнется, слишком стесняется.

– Джереми направляется в Нанчерроу, Филлис, – вмешалась Джудит. – Собирается пробыть там пару дней…

– Чудесно, – отозвалась Филлис. Он не был писаным красавцем, к тому же на нем были очки, но такой приятной улыбки она не видела ни у одного мужчины, и зубы у него были красивые, белые. Трудно было поверить, что этот здоровяк, когда подорвали его корабль, чуть не погиб, обгорел, а потом едва не утонул.

– Меня ждут только к обеду, – сообщил он. – Я не мог проехать через Роузмаллион и не заглянуть к вам, хотелось увидеть старый дом, посмотреть, как вы в нем устроились.

Филлис довольно улыбнулась про себя. Еще только половина одиннадцатого. В его распоряжении целых два часа. Джереми и Джудит смогут всласть наговориться с глазу на глаз. Она пересадила Анну с руки на руку.

– Джудит, чего же мы не предложим доктору Уэллсу войти в дом, или, может, вы сядете на веранде? Я закончу с бельем, а потом принесу вам кофе.

Приятно было сказать это. Словно возвратились старые добрые времена, когда она работала у матери Джудит и миссис Данбар принимала гостей. Джереми Уэллс был их гостем. Чуть ли не самым первым. Что там кофе – пустяк: Филлис готова была сделать что угодно, лишь бы помочь двум любящим сердцам обрести друг друга.