Вот она, Эстер! Сидит на самом краю причала – именно такой ее увидела Холли тем жарким, полным мучительной жажды днем. Я иду по причалу к ней. Мне, точно призраку из восточной сказки, недостает ног, зато мое продвижение, подобно музыке, сопровождают воспоминаниями Холли о том, как она сама шла по этому причалу. Ну да, это Эстер: коротко подстриженные седые волосы, грубая рубашка-сафари и знаменитая кожаная шляпа с отвисшими полями…

Я мысленно обратилась к ней: Эстер, это я, Маринус.

Но Эстер не реагировала.

Я «облетела» вокруг нее, заглянула ей в лицо.

От моего старого друга исходило какое-то странное мерцание, как от затухающей голограммы.

Неужели я ошиблась? Неужели это всего лишь воспоминание Холли об Эстер?

Нет, чакра-глаз Эстер слабо-слабо, но все же светился! Хотя Холли, конечно, тогда этого заметить не могла. И я предприняла вторую попытку: Мумбаки из племени нунгар, это я, Маринус.

Ответа не последовало. Образ Эстер меркнул, исчезал, как тень в лучах заходящего солнца.

Ее чакра-глаз то приоткрывался, то снова закрывался. Я попыталась в нее проникнуть, но вместо сильных, связанных между собой воспоминаний – таких, как в параллаксе Холли – обнаружила лишь туманные и очень расплывчатые обрывки мыслей: капли росы, повисшие на паутине в сердцевине золотистого цветка акации; мертвый младенец и мухи, облепившие его глаза; эвкалипты, с треском пожираемые пламенем; попугаи, отчаянно и пронзительно кричащие в дыму; русло реки, берега которой шевелятся от сотен обнаженных мужских спин – это золотоискатели моют золото; дрожащее горло птицы-сорокопута; вереница людей из племени нунгар, закованных в цепи и грузящих каменные блоки. Потом меня выбросило из души Эстер. Ее мозга больше нет. Он разбит вдребезги. Остались только эти жалкие клочки.

Однако «голограмма» вдруг стала более зримой и произнесла голосом Эстер:

– Холодный чай будешь?

Обманчивая надежда причиняет такую боль, словно у меня сломано ребро: Эстер, это я, Маринус!

– Пять окуней. Одна форель. В полдень плохо ловится.

Это призрачные воспоминания Холли о тех словах, которые тогда произнесла Эстер; Эстер не сейчас и не здесь произносит это.

Эстер, ты угодила в ловушку, ты застряла в мозгу Холли Сайкс.

Пчела садится на поля ее шляпы.

– Ну, раз тебе некуда спешить, то пей на здоровье.

Эстер, ты искала здесь убежище, но ты забыла, кто ты есть.

– Видишь ли, мне, возможно, понадобится приют. – Эстер явно следила за мной, точно снайпер. – Нора. И желательно, чтобы там были крепкие замки и засовы.

Эстер, ты нужна Хорологам, ты нужна Второй Миссии. Ты вместе с нами должна атаковать Часовню Мрака. Ты оставила мне знаки.

– Магазина тебе по дороге ни одного не попадется, пока вы с мальчиком не доберетесь до Олхаллоус-он-Си…

Эстер, что же мне делать? Как мне вернуть тебя назад?

Мерцание блекло, оно было уже едва заметно. Я слишком опоздала, опоздала на много лет. Душа Эстер остыла, превратилась в подобие янтаря, и теперь в эту застывшую душу смогли бы вновь вдохнуть жизнь только сама Эстер или, может, Кси Ло. Я не могла. Отчаяние, охватившее меня, когда я отыскала ее и тут же вновь почти потеряла, было нестерпимым. Я посмотрела на дальний берег Темзы, вызванной воспоминаниями Холли. Что теперь? Свернуть Вторую Миссию? Уйти от дел, следя за медленным уничтожением Хорологии? Круги от поплавка Эстер медленно расходились по воде. И я увидела, как Эстер, вызванная памятью Холли, вытащила из кармана кусок мела и написала на деревянной дощечке слово МОЕ…

Потом еще одно слово на другой дощечке: ДЛИННОЕ…

И еще одно: ИМЯ…

* * * Когда Эстер дописала последнюю букву, петля времени замкнулась, и время вернулось к 3:00. И снова оказалось, что Эстер неподвижно сидит на краю причала, глядя на «Звезду Риги», которая никуда не плывет, а выбеленные ветрами и дождями доски причала у нее под ногами чисты, и на них еще ничего не написано.

И все же эти три слова были невероятно важны. Важны – для меня сейчас.

Холли, должно быть, думала, что Эстер Литтл – просто безумная старуха, ведьма, но что, если Эстер именно таким образом передавала мне нужную инструкцию? И я стала мысленно произносить вслух имя Эстер Литтл, ее истинное, живое имя, которое она велела мне запомнить три мои жизни назад, когда я была еще Пабло Антеем Маринусом, в тот краткий миг в самом конце ночи, когда над скалой Коготь Эму в долине реки Суон уже начинал брезжить розово-голубой австралийский рассвет. Эстер намертво закрепила это имя в моей памяти. Могла ли она действительно все это предвидеть в те давние времена? Я старательно произносила один слог за другим – сперва неуверенно, опасаясь сделать ошибку и испортить всю секвенцию нужных звуков, но постепенно набирая скорость, пока это имя не превратилось в музыканта, а я – в инструмент в его руках. Я очень боялась выдать желаемое за действительное. А может, я и на самом деле начинала чувствовать необходимое соединение слогов, вызванное чужими воспоминаниями? Слово за словом, фраза за фразой, строчка за строчкой – архаический язык племени нунгар уступал место тому языку, на котором нунгары говорили в девятнадцатом столетии. Пространство вокруг нас светлело по мере того, как отдельные нити в душе Эстер воссоединялись, проникали друг в друга, образовывали целое…

…я и не заметила, как закончила произносить полное имя Эстер.

Эстер Литтл по-прежнему смотрела вдаль, на «Звезду Риги». Судно дало гудок. Далеко за полосой воды, в Эссексе, в лучах июньского солнца вспыхнул какой-то механизм. Эстер подняла фляжку и заглянула в нее. У меня было ощущение, словно петля начинает закручиваться снова.

Почему не получилось? Что не сработало?

И тут в моих ушах прозвучал знакомый голос: Ты говоришь на языке племени нунгар, как циркулярная пила.

У меня отчаянно забилось сердце. Тот, кто учил меня этому языку, исчез сорок один год назад.

А она, самая старая из Хорологов, заглянула в свое ведерко и заявила: Маловато рыбы я за сорок один год наловила. Надеюсь, мои знаки тебя нашли?

Один я получила из Тронхейма и один из Покипси.

Эстер позволила себе что-то довольно проворчать и сказала мне мысленно: Сценарий содержал приглашение в Часовню. Значит, Вторая Миссия близка к завершению?

Да, осталось дня два или даже один.

В таком случае нам самое время вернуться. И душа Эстер вышла из «глаза» у нее на лбу, который я всегда так хорошо помнила, и воспарила, сделав полный круг и словно прощаясь с этим, навсегда исчезающим, днем.

Когда душа Эстер покинула тело Холли, я последовала вместе с нею навстречу новому утру. Холли по-прежнему неподвижно лежала на кушетке, и рядом с ней, тоже совершенно неподвижно, лежало мое тело. Никто этих перемещений не заметил. Уналак рядом читала какую-то книгу, а Аркадий, прибывший из дома 119А, что-то писал в своем планшете. Я вошла в тело Айрис Маринус-Фенби, и мой мозг снова ожил, нос почуял запах подгоревшего хлеба, доносившийся с кухни, а уши услышали шум уличного движения; я чувствовала, как затекли мои ноги и руки, как пусто у меня в желудке, а во рту был такой противный вкус, словно там сдохла крыса. Установить полный контроль над зрительными нервами мне всегда было сложнее всего. И вдруг я услышала, как Уналак радостно и удивленно засмеялась и воскликнула: «Добро пожаловать ко мне в гости!» И мне стало ясно, где обрела пристанище душа Эстер. Наконец-то я справилась со своими глазами, мне удалось поднять веки, и я увидела Аркадия, который пристально вглядывался мне в лицо: