– Да.

– Она обожала Диккенса.

– Прочитала все романы, по нескольку раз.

– Но не ты.

– Два или три. Диккенс никогда меня не впечатлял.

– Подозреваю, он был слишком полон жизни. Слишком наполнен верой в нее и ее буйством.

– Возможно.

– Она так хорошо знает эти истории, что живет в них в своих снах. Последовательность обрывков фраз, которые она произносит в коме, соотносится с определенными главами.

– Миссис Джо. – Билли вспомнил свое последнее посещение Барбары. – Этот роман я читал. Жена Джо Гаргери, сестра Пипа, властная мегера. Пип зовет ее «миссис Джо».

– «Большие надежды», – подтвердил Валис. – Барбара живет во всех книгах, но чаще в легких приключениях, реже в ужасах «Истории двух городов».

– Я не понимал…

– «Рождественская песнь» снится ей гораздо чаще кошмара Французской революции, – заверил его Валис.

– Я этого не понимал, а ты понял.

– В любом случае она не знает ни страха, ни боли, потому что каждое приключение – хорошо известная дорога, то есть радость и утешение.

Билли прошел к еще одной бронзовой статуэтке, мимо нее.

– Ей не нужно ничего такого, что ты можешь ей дать, – добавил Валис, – и больше того, что у нее уже есть. Она живет в Диккенсе и не знает страха.

Догадавшись, что может заставить художника выйти из спальни, Билли положил револьвер на алтарный столик слева от двери в спальню. Сам же отошел к середине гостиной и сел в кресло.

Вошедший Валис выглядел куда более красивым, чем на карандашном портрете на своем сайте в Интернете.

Улыбаясь, он взял револьвер с алтарного столика и осмотрел его.

Рядом с креслом, в которое сел Билли, на маленьком столике стояла еще одна японская бронзовая статуэтка эпохи Мейдзи: толстая улыбающаяся собака вела на поводке черепаху.

Валис приближался с оружием в руках. Как и Айви Элгин, двигался он с грацией танцора, словно гравитация на него не действовала и ему не было необходимости касаться подошвами пола.

Его густые, черные, как сажа, волосы чуть серебрились на висках. Улыбка располагала к себе. Серые глаза сверкали, ясные и честные.

Его отличала внешность кинозвезды. Королевская уверенность в себе. Спокойствие монаха.

Встав перед креслом, он нацелил револьвер в лицо Билли:

– Это тот самый револьвер.

– Да, – ответил Билли.

– Из него ты застрелил отца.

– Да.

– И что ты при этом чувствовал?

Билли ответил, глядя в черное отверстие ствола:

– Ужас.

– И свою мать, Билли?

– Да.

– Ты считал, что поступаешь правильно, убивая ее?

– В тот момент – да.

– А потом?

– Уверенности у меня нет.

– Неправильное правильно. Правильное неправильно. Вопрос перспективы, Билли.

Билли промолчал.

«Для того чтобы стать не таким, как ты есть, ты должен пройти путь, которым не пошел бы никогда».

Вглядываясь в Билли поверх револьвера, Валис спросил:

– Кого ты ненавидишь, Билли?

– Думаю, никого.

– Это хорошо. Это правильно. Любовь и ненависть истощают мозг, туманят сознание.

– Мне очень нравятся эти бронзовые статуэтки.

– Они удивительные. Ты можешь наслаждаться их формой, качеством поверхности, невероятным мастерством художника, и при этом тебе совершенно наплевать на философию, которая за ними стоит.

– Особенно рыбы.

– Почему особенно рыбы?

– Иллюзия движения. Ощущение скорости. Они кажутся такими свободными.

– Ты ведешь медленную жизнь, Билли. Может, ты готов к движению? Может, ты готов к скорости?

– Не знаю.

– Подозреваю, знаешь.

– Я готов к чему-то.

– Ты пришел сюда с намерением совершить насилие.

Билли поднял руки с подлокотников кресла, посмотрел на латексные перчатки. Стянул их.

– Все это кажется тебе странным, Билли?

– Абсолютно.

– Можешь ты представить себе, что произойдет теперь?

– Смутно.

– Тебя это волнует, Билли?

– Не так, как, казалось, будет волновать.

Валис нажал на спусковой крючок. Пуля вонзилась в кресло в двух дюймах от плеча Билли.

Подсознательно Билли, должно быть, понял, что грядет выстрел. Мысленным взором он увидел ворона в окне, такого недвижного, молчаливого и наблюдающего ворона. Потом прогремел выстрел, и ворон не улетел, даже не дернулся, застыл с безразличием буддиста.

Валис опустил револьвер. Сел в кресло напротив Билли.

Билли закрыл глаза, откинулся головой на спинку кресла.

– Я мог бы убить тебя двумя способами, не выходя из спальни, – сказал Валис.

И наверняка он говорил правду. Билли не спросил как.

– Ты, должно быть, очень устал, – добавил Валис.

– Очень.

– Как твоя рука?

– Нормально. Викодин.

– А твой лоб?

– Заживает.

Билли задался вопросом: а двигаются ли его глаза под веками, как иногда двигались глаза Барбары, когда ей снились сны? По ощущениям не двигались.

– Я планировал для тебя третью рану, – признался Валис.

– Нельзя повременить с этим до следующей недели?

– Ты забавный парень, Билли.

– Не чувствую, что это забавно.

– Ты чувствуешь облегчение?

– Мммм.

– Ты этим удивлен?

– Да. – Билли открыл глаза. – А ты удивлен?

– Нет, – ответил художник. – Я увидел, что в тебе есть потенциал.

– Когда?

– В твоих рассказах. До того, как встретил тебя. – Валис положил револьвер на столик у своего кресла. – Твой потенциал явственно выпирал со страниц книги. А после того, как я изучил твою жизнь, твой потенциал проявился еще отчетливее.

– Я застрелил родителей.

– Не только это. Потеря доверия.

– Понимаю.

– Без доверия разум не может найти покоя.

– Ни покоя, – подтвердил Билли, – ни умиротворенности.

– Без доверия не может быть веры. В доброту. В честность. Во что угодно.