маленькой Венше. У каждого из вас отдельная комната, и вам не разрешается встречаться. Но переговариваться через стенку вы можете.

— Но она не может все время быть одна.

— Венше! — сказал Рикард, обращаясь к девочке. — Мне кажется, ты прекрасно справляешься с этим. К тому же медсестры всегда на месте.

— Ясное дело, я справлюсь, — ответила Венше, упрямо посмотрев на мать. Она была горда оказанным ей доверием. — Мне вовсе не нужно без конца держаться за твой подол.

Мать огорченно взглянула на нее, но ничего не сказала.

Наконец Рикард смог отправиться в комнату Винни. Как всегда, они сели в разных углах. Чтобы разместить как можно больше людей, обычные палаты были разделены пополам. А Винни не хотела жить в одной комнате со своей тетей, и Рикард хорошо понимал ее. К тому же Камма сама потребовала себе отдельную комнату — к большому облегчению остальных. Винни безвольно сидела на стуле. Рикард уперся локтями в колени и в нерешительности потирал руки. Трудно было разговаривать с этой женщиной, совершенно лишенной индивидуальности.

— Итак, фрекен Дален. Могу я называть вас Винни? Спасибо! Время идет, а я никак не могу выйти на след. Пожилая женщина не может обладать сильным иммунитетом против оспы. Надеемся, что у нее есть прививка и болезнь примет более мягкую форму. Но она является источником инфекции. Если она заболела, размах эпидемии может оказаться непредсказуемым. Мы должны найти ее. Давайте еще раз вернемся к событиям на набережной!

И они снова стали перебирать все по порядку: каждое слово, каждое движение, каждую деталь, но все безрезультатно. Все это давно уже было известно, Винни не могла вспомнить ничего нового. Наконец они замолчали. Рикард смотрел на сидящую перед ним смиренную, убитую горем фигуру. Ему нужно было идти, но она казалась ему такой отчаянно одинокой.

— Ну, как дела? — приветливо спросил он. — Трудно жить взаперти?

Она вздрогнула, явно растерявшись от такого сугубо личного вопроса.

— Нет, собственно говоря… — запинаясь, ответила она. — Ингрид Карлсен такая милая. И фру Соммер тоже. И Калле тоже разговаривает со мной.

Имя Калле она произнесла таким удивленным тоном, что Рикард сразу понял, что знакомых среди мужчин у нее почти нет.

— Знаешь, что, Винни, ты очень напоминаешь мне одного из членов нашей семьи. Ее звали Марит Свельтен до того, как она вышла замуж за моего родственника Кристофера Вольдена. Около тридцати лет своей жизни она прожила с деспотически настроенным отцом. И когда она, наконец, стала свободной, она с великим трудом смогла приспособиться к человеческому окружению.

Он мог, конечно, обидеть Винни подобным сравнением, но этого не произошло. Выпрямившись, она стала смотреть на него удивленными, широко раскрытыми глазами.

Задумчиво улыбнувшись, Рикард продолжал:

— Марит прекрасный человек, мы все ее любим. Под неуклюжею внешностью у нее спрятаны отзывчивое сердце и прекрасная душа.

Вид у Винни был такой, словно она хотела сказать: «Но у меня это тоже есть!» Но она настороженно молчала. Поэтому ему пришлось сказать это вместо нее:

— И я знаю, Винни, ты тоже обладаешь этим. Выпусти свои прекрасные качества на свободу! Не обращай внимания на то, что скажут или подумают о тебе другие, лучше поинтересуйся, как у них дела. Это лучший способ установить контакт с людьми. Все люди одиноки, всем хочется, чтобы кто-то заботился о них.

Наконец она заговорила о себе:

— Это трудно сделать тому, кто всю жизнь боялся, что его поступки не понравятся кому-то.

— Я это знаю. Если человеку всю жизнь твердят, что он ни на что не годен, он в конце концов теряет веру в себя. Знаешь что, Винни, тебе не мешало бы как-нибудь съездить на Липовую аллею. Да это мой дом. Там живут такие прекрасные люди!

— Я уверена в этом, — прошептала она, опуская голову от стеснения.

Рикард невольно протянул к ней руку, но тут же опустил ее.

— Нет, извини, я не должен прикасаться ни к кому из вас! — спохватился он. — Но тебе нужно познакомиться со старым Хеннингом и его дочерью Бенедикте. Это мои бабушка и прадедушка. И со всеми остальными; в нашем роду сейчас довольно много людей. Но самым замечательным из всех является маленький сын Кристы, Натаниэль. С ним происходят странные вещи… Нет, не будем об этом говорить.

— Натаниэль? Его так зовут?

— Фактически, да. Криста настояла на том, чтобы его окрестили Натаниэлем, хотя это имя необычно. Но ты бы видела этого мальчика! Теперь ему четыре года.

Рикард понимал, что несчастной Лавинии Дален хочется с кем-то поговорить. С кем-нибудь, кому в свою очередь, хотелось бы поговорить с ней. Поэтому он и рассказал ей о том, что было ему ближе всего: о маленьком Натаниэле.

Она смотрела на Рикарда, улыбаясь одними губами. В глазах ее светилось тихое счастье: кто-то обратил на нее внимание. Страх не понравиться людям все еще был силен в ней, но она, по крайней мере, не закрывала ладонями лицо от смущения и стыда.

— Ты знаешь о том, что у тебя красивые глаза? — неожиданно спросил он. Неожиданно для самого себя. Она отвернулась.

— Не смейся надо мной, — тихо сказала она.

— А я и не смеюсь. Хочешь, я расскажу тебе о Натаниэле?

Она кивнула, не поворачивая к нему лица. Рикард заметил у нее на глазах слезы.

— Это… удивительный мальчик… — сбивчиво начал он. — Сначала ты наверняка бы испугалась, увидев его. Но он не опасен. Абсолютно не опасен, наоборот.

— Почему я должна пугаться четырехлетнего ребенка?

— Если ты подумала, что он уродлив, то это совсем не так. Но у него очень странные глаза и еще более странный взгляд. Пронизывающий насквозь взгляд.

— Это звучит как-то жутковато.

— Да. Но сейчас я все тебе объясню. Он не умел еще ходить, когда первый раз удивил нас. Собственно говоря, он живет не на Липовой аллее, его родители живут в другом конце Осло. Но они часто приезжают к нам. У него семь старших братьев…

— Помилуй, Господи! Рикард задумчиво улыбнулся.

— Да, но эти семеро не являются детьми Кристы. Так что среди них всех Натаниэль — единственный мой родственник. Ну так вот, в тот раз ему еще не было года, и когда все они зашли на кухню, он стал вести себя очень неспокойно. Когда мать спустила его на пол, он пополз к кладовке и с плачем принялся барабанить в дверь. Взрослые, конечно, открыли дверь и увидели там кролика моей матери, который пропал четыре дня назад. Он очень отощал, но был жив. Натаниэль сам наблюдал за тем, как кормили