Шрифт:
-
+
Интервал:
-
+
Закладка:
Сделать
Перейти на страницу:
В цветах, в садах оранжевых равнина
Потоком солнечным слепит глаза,
Вся в золоте Саронская долина
И в брызгах солнца моря бирюза…
Руины — дней забытых мавзолеи,
Как бледный след полуистёртых рун…
Пред нами голубеют горы Иудеи,
За нами россыпь золотая дюн…
-
Горя в лучах чешуйчатым драконом,
Играя кольцами, дыша огнём,
Несётся поезд наш по горным склонам,
Над пропастью, над высохшим руслом!
Он рвётся вдаль в ущельях иудейских,
Железный путь в священный прах вонзив…
Тревожит тишину высот библейских
Насмешливым свистком локомотив…
Дымятся в зное горные теснины,
Волною раскалённой льётся жар…
Стоянка близко… На холме руины…
Все к окнам бросились… Бетар…
Стоим без слов и стихло всё в вагоне…
Остановилось сердце в муке той,
Что не прорвётся в жалобе и стоне,
Не выльется целительной слезой.
Руин тысячелетних пыль и глыбы —
Убежища шакалов и лисиц…
И тени скорбные Бар-Кохбы и Акибы
Витают средь развалин и гробниц…
В безмолвьи вещем я услышать мог бы
Оружья звон — идут на смерть войска
За родину и честь — и зов Бар-Кохбы,
Идущий к нам чрез дальние века.
На Масличной горе
Город остался за нами…
День, утомлённый лучами,
Дремлет в стихающем гуле,
Едем на осликах сонных
Мимо толпы прокажённых…
Сад Гефсиманский минули.
Как безнадёжно-печален
Путь средь гробниц и развалин!
Ослик о камни споткнулся…
Отдых у башенки древней,
Возле убогой деревни…
Я на горе… оглянулся…
Будто нежданное чудо,
Город волшебный оттуда
Выплыл, как остров из пены,
Созданный силою чары…
Искрятся храмы, базары,
Города башни и стены.
В яркой игре перламутра
Сон лучезарный, как утро,
Не отличаешь от были…
………………………
В солнце, расплавленном, ярком
Вьются гирлянды по аркам,
Улицы ветви покрыли…
Город — шатер благовонный,
Праздник сегодня зелёный,
Праздник весенних предвестий,
Праздник расцвета в природе,
Праздник в свободном народе,
Праздник их, сросшихся вместе.
Радостный гул над полями,
Зеленью свежей, цветами
Девушек кудри увиты.
С песней идут поселяне,
Девушек стройных, как лани,
Песней встречают левиты…
Город встревожен, как улей,
В праздничном, солнечном гуле,
Белый, сверкающий, дымный…
Рвутся победно из Храма
В синих струях фимиама
Жизни и радости гимны…
………………………
Верится сказке, как были.
Кажется, вдруг воскресили
Радостным веяньем чуда
Блеск и былое величье…
Шорох, чириканье птичье —
Та же унылая груда,
Те же могилы, руины,
Вид безотрадно-пустынный,
Только уныло и слабо
Где-то гудит монотонно
Песня бессилья и стоны —
Грустная песня араба..
В Омаровой мечети
В ограде храмовой затихли гулы дня.
Мы подошли к священному порогу.
Мы, обувь сняв, вошли. Молчание храня,
Нам старый шейх показывал дорогу.
Ворвался день в просвет узорного стекла,
Блеснул лампад неугасимый пламень.
Под круглым куполом гранитная скала —
Алтарь наш древний, первозданный Камень.
Веков исчезнувших открылась глубина.
На камне стертый след тысячелетий.
На нишах и окне Корана письмена
Причудливо играют в полусвете.
Сюда в былые дни лишь раз в году входил,
Молясь за свой народ, Первосвященник.
Я здесь стою теперь без радости и сил,
Чужих святынь и чуждой жизни пленник.
В больную душу свет развеянных времен,
Как свет надгробий, купол льет узорный.
В мерцании лампад у мраморных колонн
Перебирает четки дервиш черный.
Недоуменный взор полузакрытых глаз
Покоится на госте-иноверце…
Бродили долго мы по храму… В этот час
Последней кровью исходило сердце…
В лунном свете
Ризой трепетной и яркой
Мириады звёзд зажглись,
Млечный путь дрожащей аркой
В беспредельности повис.
Колыхаясь в струйках лунных,
Тишь задумчивее спит,
На сыпучих белых дюнах
Блеск серебряный дрожит.
Зачарован мягким блеском
Апельсинный сад заснул,
Долетая тихим всплеском,
Замирает жизни гул.
Рокот моря еле внятный
Донесётся иногда…
С глуби неба необъятной
В бездну падает звезда…
«Чу, неясный слышен шорох…»
Чу, неясный слышен шорох,
Что-то дрогнуло в тиши,
Чей-то голос в сикоморах
Прозвучал, как зов души.
Лунным блеском всё залито,
Слышен тихий рокот струй…
Чей-то голос: «Суламита»…
Еле слышный поцелуй…
Месяц мягкий блеск над садом
Целомудренный струит,
Речь библейская каскадом
Шелестит, поёт, журчит.
Ночь волшебней и чудесней,
И мечтательнее сад,
И созвучья Песни Песней
В чутком воздухе дрожат…
У Западной стены
Сердце замерло вдруг, сердце стало на миг,
Я не видел ещё, но душой я постиг,
Что стою у стены, у надгробной плиты
Наших солнечных дней и былой красоты.
Я услышал как вал нарастающий гул,
Я сквозь слёзы, застлавшие очи, взглянул:
День был чист и прозрачен, был жгуч и палящ,
Свет облёк все кругом, как пылающий плащ.
Растоплённым потоком лилась бирюза,
Брызги огненной пыли слепили глаза,
А внизу, где к стене приводила тропа,
Словно призраков мрачных и жутких толпа
Вся сливалась в один оглушающий крик,
Надрывающий душу… Был странен и дик
Вид одежд запылённых и горестных лиц…
Кто-то камень целует и падает ниц,
Кто-то плачет, склонившись у древних камней,
Возле глыб запылённых и дымных свечей…
Здесь веками народную боль у Стены
Изливают в молитвах седой старины,
Зажигают свечу пред священной Стеной —
Поминальный огонь на могиле родной…
Чей-то тихий привет… Прикоснувшись к плечу,
Старый служка вложил в мои руки свечу.
Он пришельцу молитвенник старый поднёс,
Обветшалый от времени, жёлтый от слёз…
Я не принял свечи, я свечи не зажёг,
Не прочёл и священных молитвенных строк,
Я не плакал, как все, не склонялся я ниц,
Но тоска без названья, но боль без границ,
Что не вылить в слезах и напевах земли,
Моё сердце пронзили насквозь и прожгли…
Я не принял свечи, не зажёг я свечи,
Но иные в душе загорелись лучи,
Свет иной, неземной, не возжённый рукой,
Ярко вспыхнул в душе, опалённой тоской…
Он горит в ней годами, и ночью и днём,
Он горит и манит путеводным огнём…
Я молитв не прочёл, но в душе в этот час
Неожиданно вспыхнув, молитва зажглась —
Нет для этой молитвы ни звуков, ни слов,
Но в душе неумолчный и пламенный зов,
И годами звучит и царит он один,
Этот отзвук, рождённый у древних руин
Новолетие деревьев
В моей стране сегодня вешний день,
Сегодня праздник пажитей и леса…
Над ширью дюн и гор и деревень
Лучей и золота завеса…
Как голубой расплавленный хрусталь,
Морская зыбь в кайме алмазной пыли,
В молочно-розовом цвету миндаль,
В росе ковер Саронских лилий.
В мерцанье янтарей и серебра,
В лугах кроваво-красной анемоны
Безудержно резвится детвора,
Справляя праздник свой зелёный.
Лязг заступа и песни с детских уст —
И труд кипит под детскими руками.
Сажает каждый деревце иль куст
В земле, невспаханной веками.
И в этот день из году в год растут
Рукой детей взращённые аллеи.
Вдали в дыму серебряном встают,
Как грёза, горы Иудеи.
Как верный страж у дорогих гробов,
Стоит их цепь и спит тысячелетья…
Сегодня будит их деревьев и цветов
Воскресший праздник Новолетья.
(15 швата)
На дюнах у Ришон ле-Цион
Немолчный шум игры
Весёлой детворы;
В песке горячем пляски.
Звучит задорный смех,
И залил он у всех
И личики, и глазки.
За белой цепью дюн
Звучит, как рокот струн,
Прибой волны жемчужной.
И детвора поёт,
Сплетает хоровод,
За песней песню дружно.
Про Ришон свой поют,
Про светлый сельский труд
В саду, в приволье луга,
И в песне гул весны
И свежесть целины,
Взрыхлённой сталью плуга.
Бодрей и громче песни:
«Наш чудный край, воскресни,
Господь, на прах веков
Живой росою брызни.
Покинутой отчизне
Верни её сынов.
О Ришон, нашей кровью,
Страданьем и любовью
Взращён твой каждый куст!» —
И гимн благоуханный,
Пленительный и странный,
Течёт из детских уст.
И строй стихов библейских
Под сенью иудейских
Далёких синих гор
Певучий, свежий, чистый,
Как детский смех, лучистый
Уносится в простор.
«С холма я вижу ширь Сарона…»
С холма я вижу ширь Сарона,
Лугов сверкающий убор,
И моря солнечное лоно,
И выси Иудейских гор.
Вокруг — минувшего обломки,
Безмолвье мрачное могил,
А рядом — радостны и громки
Расцвет и трепет новых сил.
В сиянье утреннем деревни
Лучем пронизаны насквозь;
Здесь в каждом камне, в глыбе древней
С былым грядущее сбылось.
Поля, долины и курганы
Свой тяжкий сбрасывают плен…
Мой светлый край, мой край желанный,
Вовеки будь благословен!..
Erez-Israel
Мой край, отрезанный морями
Кипящей крови и огня,
В моей душе горишь лучами
Неугасающего дня.
Моя душа благоуханьем
Твоим всегда напоена,
С тех пор, как Библии дыханьем
Была обвеяна она.
И гордый кедр твой на Ливане,
Твой каждый холм и каждый дол
Мне были ближе и желанней
Страны, где юность я провёл.
Тебе, страна моя родная,
Порывы юношеских сил,
В восторге творческом рыдая,
Я безраздельно приносил.
Тоской и радостью томимый,
К мечте далёкой взор воздев,
Тебе, не женщине любимой,
Сложил я первый свой напев.
Ты в скорби вдовьей и священной,
Всегда печальна и светла,
В моей душе устало-пленной,
Как мать-кормилица жила.
Ты вновь цвела благоуханней,
Ты вновь сияла мне светлей
В зеленой и расцветшей ткани
Твоих воскреснувших полей.
И в дни, когда война сурово
Испепеляющим перстом
Коснулась нашей нивы новой,
Прошла над нашим очагом,
Ты стала мне еще дороже,
За каждый стебель твой дрожу.
В благоговейной страстной дрожи
Я имя светлое твержу.
(Сентябрь 1918 г., Москва)
Нафтали Герц Имбер Надежда
Не лишились мы надежды
Светлой и отрадной
Вновь узреть обетованный
Край наш ненаглядный.
Нет, пока еврея сердце
Чувствует и бьется,
И с мечтою о грядущем
На Восток он рвется;
И пока идут скитальцы
К дорогой отчизне,
К славным памятникам прежней
Незабвенной жизни;
И пока Святыня наша —
Жалкие руины,
Место слез, где изливают
Скорбь и боль чужбины;
И пока с немолчным гулом
Иордан струится,
И еврей, вставая в полночь,
Плачет и томится;
И пока один хоть тлеет
Луч любви к народу —
Можем верить, что Всевышний
Нам вернет свободу!
Не лишились мы надежды
Светлой и отрадной:
Вновь узреть обетованный
Край наш ненаглядный!
Пер. с иврита Лейб Яффе
Константин Аба Шапиро Рахиль
Глас в Раме слышен, вопль и горькое рыданье: Рахиль оплакивает детей своих и не хочет утешиться о своих детях
Перейти на страницу:
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!