— В Новый Карфаген, конечно. Чтобы вызволить Гая Меммия.

— Отец, у тебя, без сомнения, выдающийся ум!

«И слышать это, — думал Поросенок, прячась с сыном в тень командирской палатки, — не менее приятно, чем шквал оваций и крики „Победитель!“, которыми армия приветствовала меня по окончании боя. Я это сделал! Я нанес сокрушительное поражение лучшему военачальнику Квинта Сертория».

* * *

Флот, который вышел из Гадеса, был очень большим и тщательно охранялся всеми военными кораблями, какие только смог выделить для этого губернатор. Транспорты были нагружены пшеницей, маслом, соленой рыбой, сушеным мясом, нутом, вином, даже солью — все это для того, чтобы Новый Карфаген не голодал из-за блокады контестанов с суши и осады пиратов с моря.

Снабдив продовольствием Новый Карфаген, Метелл Пий погрузил легион Гая Меммия на опустевшие транспорты и, не торопясь, отплыл к восточному побережью Ближней Испании, с удовольствием заметив, как повстречавшийся им на пути пиратский корабль поспешил уйти с дороги. Пираты могли победить Гая Котту в морском бою в этих же водах несколько лет назад, но они не хотели есть соленую поросятину.

Поросенок собирался, конечно, — как примерный римский аристократ — доставить Гая Меммия и его легион Помпею в Эмпории. И если он хотел немного поторжествовать и преувеличенно посочувствовать военным неудачам юного пиценца, — что ж… Поросенок считал, что Помпей задолжал это ему за то, что пытался украсть его славу.

Как только флот прошел мимо основной базы пиратов Дианий, он вошел в уединенную небольшую бухту, чтобы бросить якорь на ночь. Из Диания тайно вышла небольшая лодка и направилась к римским кораблям. В лодке сидел молодой Бальб, полный новостей.

— Как хорошо опять оказаться среди друзей! — обратился он на своей шепелявой латыни к Метеллу Пию, Метеллу Сципиону и Гаю Меммию (не говоря уже о дяде, Бальбе-старшем, который очень обрадовался, увидев племянника живым и здоровым).

— Я так понимаю, что тебе не удалось встретиться с моим коллегой Гнеем Помпеем, — сказал Метелл Пий.

— Нет, Квинт Цецилий. Мне удалось добраться только до Диания. Все побережье от устья реки Сукрон до Тадера кишит людьми Сертория, а я чересчур похож на гадитанца — меня поймали бы и, конечно, стали бы пытать. В Диании очень много финикийцев, поэтому я подумал, что лучше залечь там и слушать все подряд.

— И что же ты услышал, младший Бальб?

— Я не только услышал! Я видел! Кое-что очень интересное, — сказал Бальб-племянник с сияющими глазами. — Недели две назад вошел флот. Он пришел из Понта и принадлежит царю Митридату.

Римляне напряглись, подались вперед.

— Продолжай, — тихо сказал Метелл Пий.

— На борту флагмана находились два посла от царя, оба римские дезертиры. Кажется, они были легатами, командовавшими частью войск Фимбрии. Луций Магий и Луций Фанний.

— Я видел их имена в проскрипционных списках Суллы, — сказал Метелл Пий.

— Они прибыли предложить Квинту Серторию — он лично явился на переговоры через четыре дня после них — три тысячи талантов золотом и сорок больших военных кораблей.

— В обмен на что? — недовольно спросил Гай Меммий.

— Когда Квинт Серторий станет диктатором Рима, он утвердит Митридата во всех владениях, которые тот уже имеет, и позволит ему расширить свое царство.

— Когда Квинт Серторий станет диктатором Рима? — ахнул Метелл Сципион, пораженный. — Этого никогда не будет!

— Успокойся, сын! Позволь продолжить младшему Бальбу, — сказал отец, скрывая свое возмущение.

— Квинт Серторий согласился на условия царя с одной оговоркой: провинция Азия и Киликия остаются за Римом.

— И как это приняли Магий и Фанний?

— Очень хорошо, согласно моему источнику. Думаю, они ожидали этого, поскольку Рим не собирается терять ни одну из своих провинций. От имени царя они согласились, но сказали, что царь должен будет услышать о результатах переговоров от них лично, прежде чем подтвердить это официально.

— Понтийский флот все еще в Диании?

— Нет, Квинт Цецилий. Он оставался там только девять дней, потом отплыл.

— Были ли золото и корабли переданы?

— Еще нет. Весной. Но Квинт Серторий послал царю свидетельство своего согласия.

— В какой форме?

— Он подарил царю полную центурию великолепных испанских партизан под командованием Марка Мария, молодого человека, которого он очень высоко ценит.

Поросенок нахмурился:

— Марк Марий? Кто он?

— Незаконный сын Гая Мария от женщины из Бетурии. Эта связь имела место, когда он был губернатором с полномочиями пропретора в Дальней Испании сорок восемь лет назад.

— Тогда этот Марк Марий не такой молодой, — сказал Гай Меммий.

— Да. Извини, я ввел тебя в заблуждение, — униженно сказал Бальб.

— О боги, человек, это не такое оскорбление, за которое подают в суд! — сказал Поросенок, которого это даже позабавило. — Продолжай, продолжай!

— Марк Марий никогда не покидал Испанию, хотя он хорошо говорит на латыни и получил неплохое образование. Гай Марий знал о нем и вполне его обеспечил. Он интересуется жизнью испанских племен. Фактически он самый способный командир партизан Квинта Сертория. Специализируется на тактике ведения партизанской войны.

— Значит, Серторий послал его учить Митридата ставить ловушки и проводить рейды, — подытожил Метелл Сципион. — Спасибо, Серторий!

— А деньги и корабли будут доставлены в Дианий? — спросил Метелл Пий.

— Да. Весной, как мне сказали.

Эта поразительная новость дала пищу уму Метелла Пия на протяжении всего пути до Эмпории. Он никогда не думал, что амбиции Сертория простираются дальше, чем сделать себя романизированным царем всей Испании. Его представление о жизни казалось неотделимо от испанских аборигенов.

— Думаю, пора присмотреться к Квинту Серторию попристальнее, — сказал он Помпею, когда приехал в Эмпории. — Завоевание Испании — это только первый его шаг. Если мы с тобой не остановим его, он явится к воротам Рима со своей прелестной белой диадемой, готовый повязать ее на голову. Царь Рима! И союзник Митридата и Тиграна.

После долгого заманчивого предвкушения оказалось, что Метелл Пий не в силах повернуть нож в открытых ранах Помпея. Он лишь раз взглянул на пустое лицо, пустые глаза прежнего Крошки Мясничка и понял: вместо того, чтобы напоминать Помпею о его недостатках, он, Метелл Пий, должен постараться восстановить его душевное и психическое равновесие. Метелл Нумидийский сказал бы, что собственная честь Метелла Пия требует, чтобы нож был повернут несмотря ни на что. Но Пий-сын слишком долго жил в тени своего сурового отца, чтобы иметь столь высокое представление о своей чести.