своих пьес. В «Записках старого театральщика» А. Файко, которые публиковались на страницах журнала «Театр», есть и строчки о Булгакове. Таким вот запомнился «старому театральщику» М. А. Булгаков: «Булгаков был худощав, гибок, весь в острых углах, светлый блондин, с прозрачно-серыми, почти водянистыми глазами. Он двигался быстро, легко, но не слишком свободно» (см.: Театр. 1975. № 6. С. 139).

А. М. Файко чуточку иронизирует относительно тех, кто разыскивал дом, в котором действовала шайка Воланда, сам-то он хорошо знал этот дом, где протекало действие многих персонажей произведений М. А. Булгакова: «Но странное дело: в ту самую минуту, когда точный адрес московской резиденции Воланда установлен окончательно, азартность моих усилий начинает мне вдруг казаться наивной и несостоятельной. В конце концов, не все ли равно, в какой квартире он жил, этот Воланд? В 50-й? В 34-й? А может быть, во всех сразу? Важно другое: был дом. Реальный дом со своим реальным существованием. Пришел художник, вдохнул в него иную, фантастическую жизнь, населил сотнями образов, расширивших его до размеров вселенной. Потом колдовство кончилось, и дом снова вернулся в границы действительности. Но мне, связанному с ним пятьдесят лет, уже не отделаться от мысли, что рядом с моей текла здесь другая жизнь — вымышленная, призрачная и в то же время куда более прочная, чем моя, подлинная. Жизнь, которая переживет и дом Пигит, и всех его обитателей. Нескончаемая жизнь искусства» (см.: Театр. 1971. № 11. С. 120).

519

А. П. Гдешинский поздравил М. Булгакова с днем именин 21/8 ноября.

520

9 декабря А. П. Гдешинский написал большое письмо, в котором ответил на все вопросы М. А. Булгакова (см.: Творчество Михаила Булгакова. Кн. 2; Кн. 1. С. 250–257).

521

Елена Афанасьевна Булгакова-Светлаева (1902–1964) — младшая сестра М. А. Булгакова.

522

И в эти тяжкие дни болезни Булгаков продолжал работать, диктуя Е. С. редакторские правки к роману «Мастер и Маргарита».

523

Имеется в виду Е. С. Булгакова.

524

Е. С. Булгакова записала в дневнике: «18 декабря 1939 года в 12 часов дня вернулись из Барвихи. Спал плохо, просыпался часто». В эти дни Булгаковых навещали Ермолинский, Файко и др. Изредка гуляли.

525

Получив это письмо, А. П. Гдешинский тут же ответил, сообщив, что в «Киеве вновь идут “Дни Турбиных”, говорят, что этот спектакль лучше “Анны Карениной”, порадовался известию, что Вахтанговский театр работает над постановкой его “Дон-Кихота”».

526

О состоянии М. А. в эти дни см. «Дневник Елены Булгаковой».

527

Но в эти дни Булгаковы гуляли, принимали друзей, бывали в Большом театре (см. «Дневник Елены Булгаковой»).

528

Сохранились документы, рассказывающие о последних днях жизни Булгакова. В конце января 1940 г. начался сильнейший приступ болезни, выразившийся в усилении головных болей, которые не могли снять никакими лекарствами. Положение становилось катастрофическим.

В этой ситуации друзья и близкие Булгакова сделали все возможное, чтобы спасти его. Когда же бессилие медицины стало очевидным для всех, товарищи Булгакова по сцене, выдающиеся актеры Качалов, Тарасова и Хмелев, предприняли последнюю отчаянную попытку вернуть его к жизни, полагая, что особое радостное потрясение поможет ему преодолеть кризис и поверить в свои силы. В начале февраля 1940 г. они обратились с письмом к Сталину (через его секретаря А. Н. Поскребышева), в котором, в частности, писали: «Дело в том, что драматург Михаил Афанасьевич Булгаков этой осенью заболел тяжелейшей формой гипертонии и почти ослеп. Сейчас в его состоянии наступило резкое ухудшение, и врачи полагают, что дни его сочтены. Он испытывает невероятные физические страдания... Практической развязки можно ожидать буквально со дня на день. Медицина оказывается явно бессильной... Единственное, что, по их мнению, могло бы дать надежду на спасение Булгакова, — это сильнейшее радостное потрясение, которое дало бы ему новые силы для борьбы с болезнью, вернее — заставило бы захотеть жить, — чтобы работать, творить, увидеть свои будущие произведения на сцене».

Вскоре после этого письма Булгакова навестил Фадеев. Очевидно, по поручению Сталина. В дневнике Е. С. Булгаковой, который она вела уже от случая к случаю, появляется короткая запись: «15 февраля. Пишу после длительного перерыва. Вчера позвонил Фадеев с просьбой повидать Мишу, а сегодня пришел. Разговор вел на две темы: о романе и о поездке Миши на юг Италии, для выздоровления. Сказал, что наведет все справки и через несколько дней позвонит».

В начале марта Фадеев еще дважды приходил к Булгакову. В последнее посещение между ними состоялся доверительный прощальный разговор. И когда Булгаков, указав на Елену Сергеевну, сказал ему: «Я умираю, она все знает, что я хочу», Фадеев, стараясь держаться спокойно и сдержанно, ответил: «Вы жили мужественно, вы умираете мужественно». После чего выбежал на лестницу, уже не сдерживая слез.

10 марта 1940 г. Булгаков умер. Елена Сергеевна нашла силы в себе записать в дневнике: «10/III. 16.39. Миша умер».

Весть эта мгновенно облетела Москву. «На следующее утро, а может быть, в тот же день, — вспоминал Еромолинский, — позвонил телефон. Подошел я. Говорили из секретариата Сталина. Голос спросил:

— Правда ли, что умер товарищ Булгаков?

— Да, он умер.

Трубку молча положили».

529

История дневника Михаила Булгакова туманна и печальна, как и многое другое в его жизни и творчестве. Известно, что дневник его (три тетради) и повесть «Собачье сердце» были изъяты сотрудниками ОГПУ при обыске квартиры писателя 7 мая 1926 года. Этот факт подтверждается заявлением писателя в Совнарком от 24 июня 1926 года и другими документами, а также свидетельствами Л. Е. Белозерской. Затем Булгаков в течение нескольких лет пытался вызволить из ОГПУ свои рукописи (об этом также свидетельствуют документы). И писатель добился своего! Фактическим доказательством тому служит рукопись «Собачьего сердца», побывавшая в ОГПУ и сохранившая пометы сотрудников этого органа (ныне находится в архиве Булгакова, ОР РГБ. Ф. 562).

Но куда исчез дневник писателя? — ответа на этот вопрос пока нет. В его архиве сохранились, к счастью, небольшие кусочки текста (автограф!) из дневника за январь-февраль 1922 года. Видимо, Булгаков специально вырезал из тетради несколько кусочков, чтобы засвидетельствовать наличие дневника