десятилетиями вертелась на языке особенно злобно настроенных сплетников. Поскольку было известно, что Екатерина любила секс, успешно приспособилась к русским обычаям и была прекрасной наездницей, не потребовалось слишком большого воображения, дабы предположить, будто Екатерина практиковала секс с лошадьми и умерла во время такого акта.

Неизвестно, кто первым пустил позорную «жеребячью историю» — похоже, она распространялась устно до того, как была записана, — но можно выделить отдельные слухи и предположения, которые ее питали. Непристойные изображения Екатерины появились в сатирической печати Британии и Франции еще до ее смерти, особенно во время «Очаковского кризиса» 1791 года, когда Британия и Пруссия чуть не начали войну с Россией на стороне Турции. Ее страстная оппозиция французской революции — а также тот факт, что правящие круги Европы, в представленные основном мужчинами, так никогда и не привыкли к мысли об этой безмужней женщине, постоянно увеличивающей размеры и влияние своей империи, — все это делало ее постоянной мишенью для тех, кто искал способа опорочить ее достижения.

Из вступительной статьи в журнале Джона Паркинсона 1792 года ясно, что сексуальная жизнь Екатерины стала обычной темой для непристойностей в среде жителей Петербурга: «Обсуждался вопрос, какой из каналов стоил дороже всего; когда один из них рассмотрели игриво, не осталось сомнений в сути: Екатерининский канал (это название одного из них), несомненно, был самым дорогим»{1104}. Слухи всегда окружали смерть обожаемого молодого фаворита Екатерины Александра Ланского, и, без сомнения, не было забыто, что в предсмертном бреду он то и дело просил запрячь в свою кровать лошадей. Этот отчет, объединившись со слухами о том, что он умер от передозировки возбуждающих средств — и конкретно во время любовного акта с Екатериной, — стал вероятным первым шагом, с учетом прежнего «отчета» Олеариуса и легендами о мастерстве Екатерины как наездницы в молодости, на пути распространения «жеребячьей истории».

Я впервые услышала «историю смерти Екатерины Великой» — и услышала как истину (хотя, слава богу, не от преподавателя истории) — будучи студенткой последнего курса института славистики и Восточной Европы. Эта непристойная фальшивка, которая была бы смешной, когда б не стала трагической, прилепившись к памяти Екатерины — якобы специально сконструированный подъемник, помогавший императрице осуществлять сексуальный акт с конем, внезапно развалился, и жеребец рухнул на нее сверху, изломав ее так, что она умерла. К несчастью, эта легенда относится к историям такого рода, которые, будучи однажды услышаны, не забываются уже никогда. Надеюсь, образ Екатерины, возникший на этих страницах, позволит уничтожить упомянутый бред навсегда.

Конечно, Екатерина не была императрицей-девственницей. К концу жизни она уже не сомневалась (как объясняла Потемкину, рассказывая ему о Платоне Зубове), что ей для поддержания здоровья необходим молодой человек, способный любить и быть любимым. И ясно, что она не могла продуктивно функционировать как императрица, если ее эмоциональные и физические потребности не удовлетворялись.

При этом Екатерина увлекалась своими приобретениями. Она выбирала нового фаворита или соглашалась на рекомендованный ее «экспертами» выбор примерно так же, как выбирала живопись для своей коллекции. Она придирчиво перебирала молодых людей, так как они находились рядом, под рукой, и сами желали ее внимания — потому что даже если молодой человек не получал особого удовольствия от физической близости со стареющей женщиной, его самого и его семью не могла не привлекать компенсация в виде статуса и богатства.

В воспоминаниях Екатерины есть отрывок (запрещенный в издании Российской академии наук 1907 года), проливающий некоторый свет на ее любовные отношения и на то, как она их воспринимала. Для Екатерины начало новой любви несло ощущение неизбежности, она не могла не увлечься и не отозваться:

«Соблазнять и быть соблазненной — вещи очень близкие. И несмотря на все прекрасные моральные устои, гнездящиеся в голове, когда вмешиваются эмоции, когда появляется чувство, — человек завлечен уже гораздо дальше, чем осознает. Я все еще не научилась предотвращать появление чувств. Может быть, единственное решение — это бегство. Но существуют ситуации и обстоятельства, когда бегство невозможно — ибо как можно спастись, уклониться, повернуться спиной в атмосфере двора? Такой акт сам по себе может дать пищу для пересудов. А если вы не убежите, то, по моему мнению, нет ничего более трудного, чем избежать того, что влечет вас принципиально. Утверждение обратного может быть только проявлением стыдливости, а не порождением человеческого сердца. Невозможно держать сердце в руках, принуждая его или выпуская на волю, стискивая или ослабляя тиски по желанию»{1105}.

Екатерина верила, что была призвана править Россией, и расходовала всю свою энергию на служение стране, которая первоначально приняла ее и которую она затем сделала своей. Она верила, что выполнила свою миссию, что ее правление принесло России огромную пользу — пользу, которая перевешивала соображения о том, что она заняла трон — и удерживала его — нечестным, даже преступным способом.

Во многом она была абсолютно права. Ее достижения, многие из которых осуществлены с помощью надежных чиновников и военных — и в особенности князя Григория Потемкина, — были огромными. При Екатерине Российская империя расцвела политически и культурно и стала во многом более приятным местом для проживания. Она продолжила начатую Петром Великим работу по превращению России в основного игрока на мировой арене и улучшила судьбу многих своих подданных, добившись громадного прогресса в реформировании местного самоуправления и в распространении образования[69]. Может быть, она и обманывалась в том, насколько эффективны были ее реформы, и ничего не сделала для изменения основной структуры общества, основанного на институте крепостничества, выказав тем самым мало интереса к огромной массе крестьянского населения — кроме того, что хотела накормить ее, наделить домом и научить эффективно работать, тем самым обеспечив прирост населения.[70] Но это — малая толика в выливаемых на нее ушатах грязи, особенно учитывая век, в котором она жила. Идеалы Екатерины, выразившиеся в желании создать организованное общество, в котором каждый выполнял бы предназначенную ему роль и получал средства, дающие ему возможность делать это и впредь, вполне соотносилось с XVIII веком вплоть до точки катаклизма — революции.

Екатерина была гуманной женщиной, и ее гуманность передавалась подчиненным. Сравнивая атмосферу ее двора с атмосферой дворов ее предшественников и непосредственных преемников, конечно, видишь непрерывный ряд фаворитов и крайности, выражавшиеся в огромных тратах, — но видишь также отсутствие трусости и цивилизующее влияние этой необычайно цивилизованной женщины. Чиновники Екатерины и ее придворные в большинстве