Это соглашение было достигнуто в обход руководства Кубы и Н.С.Хрущёв, конечно, понимал, что Фидель Кастро и его ближайшие соратники воспримут эти договорённости с Вашингтоном как предательство со стороны Москвы. Поэтому для ведения переговоров с ними был отряжён самый опытный член Президиума ЦК Анастас Иванович Микоян, который был неплохо знаком со всеми членами высшего кубинского руководства. Правда, перед прибытием в Гавану, 3 ноября он провел переговоры с Дж. Макклоем и Э.Стивенсоном, давших ему гарантии ненападения на Кубу, и только на следующий день он вылетел в кубинскую столицу, где ему предстояли крайне тяжелые, даже с чисто психологической точки зрения переговоры с Ф.Кастро. Но А.И.Микоян прекрасно сознавал всю важность своей миссии, о чём чрезвычайно зримо говорил тот хорошо известный факт, что он не вернулся в Москву на похороны собственной супруги Ашхен Лазаревны Туманян, скончавшейся 5 ноября 1962 года. В ходе жарких и очень продолжительных дискуссий, продолжавшихся два дня, всё же была достигнута очень важная договорённость, что кубинская сторона более не будет настаивать на сохранении советских баллистических и тактических ракет, всех ядерных зарядов и фронтовых бомбардировщиков, а советская сторона подпишет с Гаваной новый договор о военно-техническом сотрудничестве, в котором будет оговорено сохранение всего неядерного оружия, боевой техники и советских военных специалистов, способных обучить кубинцев владению этим оружием и техникой.

Тогда же в начале ноября для ведения конкретных переговоров с янками в Нью-Йорк был направлен зам. министра иностранных дел СССР Василий Васильевич Кузнецов, которому пришлось вести долгие и трудные баталии с постпредом США при ООН Э.Стивенсоном и главой ЦРУ Дж. Маккоуном. Юридической базой для этих баталий стал совместный советско-кубинский проект Протокола, состоящий из 15 пунктов, который 15 ноября 1962 года был направлен и.о. генсека ООН У Тану. Однако американская сторона делала всё для затягивания этих переговоров и резко выступала против их ведения в рамках СБ ООН. В результате 7 января 1963 года В.В. Кузнецов и Э.Стивенсон обратились с совместным письмом к новому Генеральному секретарю ООН У Тану, где отметили, что, хотя обоим правительствам «не удалось разрешить все проблемы», связанные с Карибским кризисом, тем не менее они считают, что достигнутая степень согласия между ними по урегулированию кризиса «делает ненужным сохранение данного вопроса в повестке дня Совета Безопасности ООН».

И последнее. Вопрос о том, кто одержал победу в этом противостоянии, и кто сыграл более существенную роль в достижении исторического компромисса, до сих пор является предметом давней дискуссии. Так, целый ряд историков (Р.Г.Пихоя, А.А.Фурсенко [32]) резонно полагают, что данную проблему следует рассматривать в трёх основных аспектах: 1) с военно-стратегической точки зрения от этого кризиса скорее выиграл Советский Союз, поскольку были устранены американские ракетные базы с территории Турции, а позднее и Италии, а также была гарантирована неприкосновенность территории Кубы; 2) в политико-пропагандистском плане выигрыш был, конечно, на стороне Вашингтона, который предстал в глазах мирового общественного мнения как жертва советского экспансионизма и стойкий защитник идеалов и принципов западной демократии; 3) наконец, с геополитической точки зрения – это был первый и последний ракетно-ядерный кризис, который доказал, что атомное оружие не может быть оружием в собственном смысле этого слова, то есть инструментом реализации политических целей военными средствами.

Что касается второй проблемы, то, как считает тот же А.А.Фурсенко, вопреки расхожему мнению американских историков и политологов о решающей роли президента Дж. Кеннеди в разрешении этого кризиса, первым «лавровую ветвь мира» протянул все же Н.С.Хрущёв.

Понятно, что в период Карибского кризиса напряжённость в послевоенной системе международных отношений достигла своего пика, поскольку мир реально оказался на грани всеобщей ядерной войны. Биполярная структура мира при хрупком балансировании СССР и США на грани «большой горячей войны» оказалась крайне опасной формой организации нового миропорядка. От третьей мировой войны всех удержал только животный и реальный страх перед применением сверхмощного ядерного оружия, поэтому требовались немедленные усилия для установления иных, более строгих правил поведения в наступивший ядерно-космический век.

По мнению многих современных авторов (М.М.Наринский, А.Д.Богатуров, В.В.Аверков, А.В.Орлов, А.А.Фурсенко, Т.Нафтали [33]), Карибский кризис не только стал наивысшей точкой военно-стратегической нестабильности в истории международных отношениях всей второй половины XX века. Он реально обозначил определённый рубеж окончания политики балансирования «на грани войны», которая определяла атмосферу международных отношений на протяжении целой полосы международных кризисов в 1948–1962 годах. Таким образом, «холодная война» в узком смысле этого понятия в принципе уже закончилась, однако сама конфронтация двух систем сохранялась вплоть до гибели СССР. Вместе с тем именно теперь наступила эра «конфронтации по правилам» или, как выразился американский историк Д.Л.Гэдисс [34], эра «длинного мира», которая позволяла решать все задачи внешней политики сверхдержав без риска лобового столкновения между ними. В реальности этот «длинный мир» в международной системе безопасности воплотился в форме «конфронтационной стабильности», которая несмотря на резкое и постоянное чередование волн снижения и роста международной напряжённости, в целом сохранилась вплоть до крушения Советского Союза и Варшавского договора, а с ними и биполярного мира в начале 1990-х годов.

Фото 12. «Руки прочь от Кубы!» Массовая демонстрация в Москве против посягательств правительства США на суверенитет кубинского народа. Прорыв демонстрантов к зданию американского посольства. 1961 г. Фотограф James Whitmore.

Как считают те же авторы, применительно к 1960-м годам «конфронтационная стабильность» выражалась в активизации диалога между Вашингтоном и Москвой, сближении их позиций по проблемам контроля над вооружениями и международной ситуации на Европейском континенте на фоне довольно высокого уровня конфликтности в региональных подсистемах, прежде всего Восточноазиатской и Ближневосточной, где вскоре полыхнули Вьетнамская война, очередная Арабо-израильская война, а затем и Советско-китайский военный конфликт. Между тем интенсивность всех конфликтов на периферии, в которые Москва и Вашингтон были неизбежно вовлечены, мало сказывалась на глобальном советско-американском диалоге, поскольку основное внимание советских и американских государственных деятелей и экспертов снова стали занимать европейские дела и вопросы контроля над вооружениями. В целом же события Карибского кризиса отрезвляюще подействовали на руководство великих держав, которые:

– предприняли реальные шаги по расширению технических возможностей для ведения прямого диалога СССР и США в чрезвычайных ситуациях, и уже в июне 1963 года между Москвой и Вашингтоном была установлена прямая линия «горячей связи», которая в режиме круглосуточной работы позволяла лидерам обеих держав общаться друг с другом;

– резко активизировали переговорный процесс по всем вопросам контроля над ядерными вооружениями, который шёл по трём узловым проблемам: во-первых, ограничения испытаний ядерного оружия, во-вторых, регулирования вопросов использования космического пространства в военных целях и, в-третьих, введения полного запрета на любую передачу