class="p">Мариуполь

(Город Марии)

Вдоль дороги чёрно-белая трава.

Мариуполь ампутировал слова.

Над скелетами дельфинов и коров

Дым сгоревших и невысказанных слов.

Забывая о стахановском труде,

Ходят павшие по крашеной воде.

Греки древние смеются из кулис:

«Жили в Жданове, но вот и дождались!»

По проспекту Металлургов демиург,

Едет время – самый страшный драматург.

И вгрызаясь в неизвестности базальт,

Протыкает время спицами асфальт.

Этот грипп перенесли мы на ногах:

Солнце скушал аллигатор-олигарх.

Перешёл к нему советский комбинат,

А теперь вот превратился в сущий ад.

Восемь лет гулял здесь натовский капрал,

Лучших девочек-подростков выбирал.

Мы молчали. Мы свободой дорожим:

Не советский же, не сталинский режим!

Домолчались,

дождались себе назло.

Солнце выпало из пасти,

всех сожгло.

Как заметил справедливо брат Ахмед:

«Русский русскому отрезал общий свет!»

Крокодилья перерезана губа.

Кол осиновый из гроба,

где труба.

Над Азовом небо в ранах ножевых.

Из подвала вышло несколько живых.

Вышел мальчик окровавленный в летах,

Вышла женщина красивая в бинтах.

И ответ её меня опередил:

«Не приполз бы нынче новый крокодил…»

Пусть свободой зазвенит во все звонки

Мариуполь – город Маши без руки!

Смерть убита. Обозначен новый путь.

Нам Марию бы теперь не обмануть.

«Пацифист – это тот, кто растит войну на своём подоконнике…»

Пацифист —

это тот, кто растит войну на своём подоконнике.

Это секта такая,

И в ней, по сути, войны поклонники.

Это те, кто уверен,

что можно нырнуть

в воде гореть.

Им бы крестик снять,

А трусы, наконец, надеть…

И когда Израиль херачит по Палестине,

У пацифистов качаются люстры в гостиных.

И они выбегают из дома поплакать к сливам

И хотят вернуться

в Барвиху из Тель-Авива…

Без войны никогда,

брат, мира и не бывает.

Кто не любит войну,

тот идёт

и войну убивает.

Но поймут ли

когда-нибудь

все смельчаки-артисты —

В 45-м мир

сотворили не пацифисты!

Раз, два, три, четыре…

Товарищи!

Господа!

Я за мир во всём мире!

Но пусть лишь

пройдёт беда.

А кому и эти слова

мои нипочём,

Пусть закроют

глаза и увидят Христа с бичом.

«Вчера мы заехали с Ромкой и Глебом…»

Вчера мы заехали с

Ромкой и Глебом

«За ленточку»,

как говорят.

Читали стихи под контуженным небом

Для самых весёлых ребят.

Архангелы сверху гудели спросонья,

Как поздний Высоцкий с кассет.

У Родины были бинты

на ладонях,

Но нам она хлопала вслед.

И там оставалась,

на пыльном Донбассе,

А мы с бэтээров на бал

Теперь возвратились к московской пластмассе,

Гордясь, что никто

не зассал.

И Ромка коньяк закусил шоколадкой,

И спорили мы про ковид.

У всех же саднит

и саднит под лопаткой,

Потерянным раем болит.

«Небо птицами больно режется…»

Небо птицами

больно режется,

Как ножом.

Царь Небесный был

тоже беженцем

И бомжом…

Все мы беженцы

В жизни временной.

Посмотри:

Шар земной,

Как живот

беременной —

Нефть внутри.

Поле серое.

Небо синее.

Сын в руках.

Те же земли:

Египет, Сирия.

Тот же страх.

Взрывом

солнечным

покалеченный

Спит восток.

Мы сбегаем

На небо вечное

Точно в срок.

Бог с гвоздями

в руках

для Запада —

первый враг.

«Пусть висит он

в России лапотной.

Там же мрак.

Дикий ветер

там, нам неведомый,

И медведь!» —

Бывший ангел

Так проповедовал.

Блогер ведь.

Разродится

война погостами

В наши дни.

Что за время

приходит?

Господи!

Намекни!

Все мы беженцы

Неумелые.

Все мы голь.

Ждут нас в небе

Кибитки белые,

Хлеб да соль.

Арамейский глагол

По-пушкински

Жжёт сердца.

Пётр с Андреем

Иисуса слушают

Без конца.

«Я – Россия,

На эти пажити

Вывел вас.

Но ведь вы от меня

откажетесь

В чёрный час.

Накидает за то

полушки вам

Мелкий бес.

Я – Россия,

Земля Царь-Пушкина,

Соль небес!»

И шумит у любви

под окнами

Божий сад.

Пётр с Андреем

Глазами мокрыми

В нём блестят.

Вбей, малыш,

в переводчик

«Яндекса»

Стих простой:

«Я вернусь.

Человече,

радуйся!

Бог с тобой».

«За столетие до финала…»

За столетие до финала,

Заглянув в ледяную даль,

Человечество закопало

Данный Богом ему рояль.

Вместо масок надев улыбки

И привычно бродя по дну,

Мы посыпали пеплом скрипки,

Но молитву твердим одну:

Обесточь уже пилораму

И туманом зашторь простор!

Мир так хочет обратно в маму,

В золотистый свой физраствор.

Чтоб размокнуть травою в чане,

Соскоблив всех догадок блеск.

Чтоб не слово, а лишь урчанье

Или