Он лениво улыбнулся мне, и я вспомнила, как в комнате Грея Джейсон тронул меня за руку и назвал Марго.

Я задрожала, сразу расхотев мороженое, которое сунула мне Соф.

– Бери быстрей, у меня уже пальцы замерзли! У них только брикеты. Ты должна мне двадцать пенсов.

– Спасибо.

Томас мялся в арьергарде, сунув руки в карманы и ссутулившись. Он кивнул мне. Я уставилась на мороженое, чтобы не смотреть на стоявшего перед ним Джейсона, и так увлеклась притворной сосредоточенностью, что не сразу заметила – все ждут, когда я подвинусь.

– Рокировка на одеяле, – объявила Соф и взглянула на Неда: – Кстати, неплохое название для группы!

– Никшни, шугейз[15], – поддразнил он, жестом предлагая всем обняться для фотографии. – Спорим, в конце лета ты у меня оторвешься на «Диком мессии»!

– Можешь за меня заплатить, – Соф похлопала ресницами, – когда я заставлю тебя танцевать под «Рокировку на одеяле»!

Я встала, непонятно как оказавшись между Томасом и Джейсоном. Нед целую вечность возился с настройками, потому что взял с собой один из своих восьми тысяч пленочных фотоаппаратов вместо мобильника. Томас с Джейсоном обняли меня за плечи для снимка, нечаянно стукнувшись друг о друга, когда Нед заорал:

– Так, все говорим «Зигги Стардаст»!

Раздался щелчок фотоаппарата и нестройный хор голосов – каждый завопил что-то свое. По-моему, Томас проорал: «Проблема в квадрате», но когда я на него посмотрела, он стоял с самым невинным видом.

Когда Нед наконец позволил садиться, в центре одеяла образовалась свалка: волосатый, с обильным пирсингом Найл затоптался, бухая тяжелыми «Доктор Мартинс», и меня оттеснили на угол. В конце концов все расселись парами. Посередине Соф с Недом, рядом Томас с Найлом и Мег с Джейсоном, который поглядывал в мою сторону. Меня зажали между Томасом и Найлом, как какую-нибудь сбоку припеку. Гутен таг, история моей жизни, кроме… прошлого лета. У меня был Джейсон, до этого у меня была Соф, а до этого я была Томас-и-Готти. Как же я оказалась в одиночестве?

Погода из пасмурной на глазах превращалась в дождливую.

Нед и Соф громко обсуждали список композиций для проводов лета, о которых он до сих пор не сказал мне прямо. Папа о вечеринке не упоминал, потому что мог вообще о ней не знать. Он не из строгих родителей, которые контролируют каждый шаг своих отпрысков, и воспротивился, лишь когда Нед захотел сделать татуировку на шее. С другой стороны, мы в основном и не спрашивались, предпочитая набивать собственные шишки.

Я откусила чуть не полбрикета и указала Найлу на набитый рот, чтобы избежать разговора. У Найла столько пирсинга, что его ухо можно отклеить, как марку, и я не знала, о чем с ним разговаривать. Что ему сказать, «красивые дырки», что ли? Найл надел наушники и перестал обращать на меня внимание.

Томас неловко повернулся, скрутив и смяв ногами одеяло под возмущенный хор. На очках капельки морской пены, волосы кудрявые, как у Соф.

– Привет.

– Угу, – пробормотала я, сожалея о непрожеванном куске мороженого.

По неписаному договору извинений в словаре Томас-и-Готти не водилось. Я решилась спросить:

– Тебя уже со всеми познакомили?

– Го, я ведь уже знал и тебя, и Неда, и остальных, – ответил он. – Новой была только Соф, и она довольно напористо представилась сама.

– Оу. – Все же прежний Томас не очень вязался с нынешним.

– А что, подложить медузу в мой завтрак считается за знакомство? – подала голос Мег. Томас обернулся к ней, закрутив и дернув одеяло в другую сторону. В результате я с размаху села на холодный песок. Томас оказался ко мне спиной, и я не расслышала, что он сказал. Я смотрела на веснушки на его шее. Они с Мег и Соф рассмеялись, а я уловила обрывок фразы – кажется, они обсуждали комиксы.

Используя Томаса как прикрытие, я стала смотреть на Джейсона. Воротник поднят, светлые волосы откинуты назад. Он повернулся, подставив под объектив Неда свой лучший профиль на фоне меланхолического морского пейзажа. В прошлый раз мы виделись в комнате Грея, когда – когда что, Готти? Ты правда веришь, что наведалась в прошлое лето, оставаясь при этом здесь? Что твое сознание разделялось надвое?

Нужно спросить Джейсона, что он видел. Нужно поговорить с глазу на глаз, объяснить, что я его не избегаю, просто у меня телефон разбился.

Джейсон перехватил мой взгляд и улыбнулся, стянул чипс у Неда, пошутил с Мег о ее лаке, показал средний палец Соф. Все это было и прошлым летом, но сейчас я не с ним, а только рядом с ним, и от этого грудная клетка кажется вдвое меньше, чем требуется моим легким.

Я уставилась в книгу, выписывая карандашом формулы на полях и стараясь не обращать внимания, что во мне уже не пузырится шампанским наша тайна или что Нед горланит о вечеринке, которая мне претит. Крошечные капли дождя испещрили страницу, смазывая мои цифры. К ним присоединилась и большая слезища.

Я удивилась, когда Найл сунул мне в руку носовой платок. Тот еще платок – грязный, драный и, видимо, засморканный, но Найл ничего не сказал и не глядел на меня. Должно быть, я выглядела донельзя жалкой. Мне нужно перестать шмыгать носом и что-то сделать, иначе временнáя капсула Марго Г. Оппенгеймер в ее восемнадцатое лето превратится в промокший сумбур.

Я сунула сопливую тряпку в рюкзак, поверх дневника Грея. Этот дневник пятилетней давности, с закладкой на дне отъезда Томаса. Страница изрисована сердечками и цветами – у Грея была привычка рисовать на наших школьных табелях и записках в школу (просить папу что-нибудь подписать – все равно что пытаться поймать воздушный шар с гелием во время торнадо). Однажды у меня едва приняли справку о перенесенной кори, потому что все буквы «о» напоминали смайлики.

Подняв глаза, я заметила две вещи: 1) ярдах в двадцати от берега открылся временнóй тоннель и 2) Томас, нахмурившись, поглядывает то на меня, то на Джейсона.

– Пойду поплаваю, – объявила я и встала. Лучше броситься в морскую пучину, чем сидеть здесь.

Все уставились на меня.

– Ты же только что поела, – сказала Соф. Ее ноги лежали у Неда на коленях. – И вода ледяная.

– Не волнуйтесь, мамаша, я только окунусь, – отозвалась я, стягивая кроссовки, наступив на задники.

– Ну ладно, я с тобой, – нехотя произнесла она. Ее зубы выбивали дробь, когда она выбиралась из обтягивающего сарафана. Мег заявила, что у нее растяжение от волейбола и плавать она не может. А я мстительно подумала: тебя и не приглашали.

Мы пошли по обнажившемуся из-за отлива дну, покачиваясь, если случалось наступить босыми ногами на острую гальку или мокрые водоросли. Это продолжалось несколько минут – отмель при низком приливе тянется чуть ли не милю – в продолжение которых мы не сказали друг другу ни слова. У кромки воды стало еще холоднее – с моря дул резкий ветер. Море, кстати, было совершенно пустым, не считая тоннеля во времени. Соф попрыгала на месте, испустив преувеличенное «бр-р-р-р!».