этот подросток с отчаяния может чего натворить, если сейчас она выйдет от меня, не будучи уверенной в решении ее вопроса. Видно, я для нее — действительно последняя инстанция и надежда, если уж ко мне пришла. Ну и дела!

— Катя, а от кого ты забеременела, кто он?

Девочка называет фамилию одноклассника, которая мне ничего не говорит. Родителей его, судя по всему, я и не знаю, да и не даст это ничего, скорее всего они от этой ситуации отмежуются.

— Ладно, Катя, сейчас будем думать, как тебе помочь. Ты посиди здесь, я через три минуты вернусь.

Захожу к Ларисе Федоровне и ставлю ее в курс последних событий. Лариса Федоровна старше меня на пятнадцать лет, мудрая и рассудительная. Я не считаю зазорным иногда советоваться с ней.

— Руслан Георгиевич, не берите на себя этот груз, расскажите ее маме, она умная женщина и примет правильное решение. Вы по сути ей никем не доводитесь, и не Вам решать проблему. Расскажите все матери Кати, вот Вам мой совет.

— Послушай, а если девочка с собой что-нибудь сделает? Разве мало таких случаев было. У нее сейчас в голове сумбур и страх от ужаса содеянного. И как дальше потом, если она натворит дел?

Лариса Федоровна настаивает на своем, но я уже принял решение. Возвращаюсь в кабинет и смотрю телефонный справочник. Наконец, искомый номер найден, и я его решительно набираю. Звоню заведующей кронштадтского Родильного дома Холодовой Галине Николаевне и прошусь на срочную встречу с ней. С Катей выходим из поликлиники и направляемся на выход, уже в коридоре заглядываю к Ларисе Федоровне и предупреждаю, что меня не будет с полчаса. Она осуждающе качает головой.

С Галиной Николаевной мы давнишние знакомые, а с ее бывшим мужем Юрием мы были в депутатах Кронштадтского районного Совета еще в начале девяностых. Они в разводе уже два года и в настоящее время вместе не проживают. Ее бывший супруг перебрался в Псковскую область на постоянное место жительства. На втором этаже Родильного дома прошу Катю подождать меня в приемной заведующей, приоткрываю дверь и прошу разрешения войти. В кабинете застаю помимо хозяина подведомственного учреждения и мою хорошую знакомую врача акушер-гинеколога Родильного дома Маргариту Подлужную, и это так кстати. Поздоровавшись, излагаю им в подробностях сложившуюся ситуацию. Сидящие напротив меня милые женщины очень хорошо знают маму Кати Смирновой и, когда я закончил свой рассказ, они странно переглядываются. А что они еще могли подумать, если к ним привел несовершеннолетнюю девочку сам начальник гарнизонной поликлиники. Спешу объяснить им происшедшее несколько с другого ракурса, называя фамилию одноклассника, от которого забеременела Катя. Мои собеседницы успокоились, интриги не вышло, но они великолепно знают семью молодого соблазнителя. Мама работает завучем по воспитательной работе, и именно в той школе, где учатся обе жертвы любви, а папа школьника преподает в каком-то ленинградском институте. Далее втроем обсуждаем сложившуюся ситуацию и приходим к одному общему выводу, что необходимо пригласить Катю и объяснить ей необходимость немедленного прерывания беременности, если таковое возможно вообще из-за ее сроков. Тяжелую миссию разговора с матерью девочки возложили на меня. Катю забрала в смотровую Подлужная и, осмотрев ее, определила срок беременности, который по времени уже требовал немедленного вмешательства. Она объяснила девочке, что завтра ей придется с утра прибыть к ней и до вечера находиться под ее надзором, то есть пропустить учебу в школе. Катя облегченно вздыхает и обещает быть ровно в назначенный срок…

Вся процедура на следующий день прошла без сучка и задоринки, то есть без каких-либо осложнений. Катя была безмерно счастлива, что все так благополучно завершилось. Подлужная впоследствии рассказала мне, что держалась она молодцом. Да я и сам чувствовал правильность совершенного. Но что-то подсказывало, что я обязан поставить в известность маму Кати, я и сделал это, правда, спустя два месяца после описанных событий. Во-первых, Катя к тому времени полностью восстановила свое здоровье и пришла в себя после сильнейшего стресса, а это уже была индульгенция для меня со стороны Татьяны Львовны, мамы Кати. Во-вторых, мое вмешательство было несомненно оправдано результатом моих действий и прошедшим временем, ибо родители и их дочь избежали огласки и позора.

Поэтому набравшись мужества, я зашел к ней в администрацию местного самоуправления города Кронштадта, что находилась на проспекте Ленина. Татьяну застал в кабинете одну, она была рада моему приходу и довольно приветливо меня встретила. Я дружил с папой и мамой Кати и нередко бывал у них в гостях. Учтиво поздоровавшись, присел напротив и потихоньку в хронологическом порядке начал неторопливо излагать ей все события, связанные с ее дочерью от начала до конца. За все время моего монолога она не разу меня не перебила и не задала ни одного вопроса. В конце я обозначил все лица, которые были информированы о происшедшем или были непосредственными участниками мероприятий по восстановлению Status quo — «возврата к исходному состоянию». Мертвенная бледность растеклась по ее лицу и сохранялась все время пока я говорил. Наконец, я замолчал. Таня сидела с закрытыми глазами, опершись головой на руки, и горькие слезы стекали по ее щекам. Через минуты две, взяв себя в руки, спросила:

— Как думаешь, родители мальчика в курсе этого?

— Сложно сказать, мальчик мог им ничего не рассказать, или же, испугавшись, наоборот поставил их в известность. Думаю, что сейчас поднимать шум и предъявлять какие-либо претензии к родителям будет излишне, они могут предать огласке происшедшее, а это не в твоих интересах. И особенно для Кати. Смотри сама, о содеянном знает ограниченное количество лиц, и нежелательно дальнейшее распространение информации. И еще тебе отлично известно, что общество всегда осуждает в первую очередь девушку, а не парня…

Уходил от Татьяны Львовны с каким-то облегчением, понимая, что влез в чужие семейные дела, но не мог поступить иначе, ибо выбрал из худшего лучший вариант. Я и сейчас считаю, что, верно, поступил. А если, допустим, был неправ, зачем Холодова и Подлужная стали бы помогать Кате Смирновой!

С тех событий прошло двадцать шесть лет. Я давно проживаю в Северной Осетии. Мой сын работает в закрытом бюджетном учреждении во Владикавказе, и по роду служебных обязанностей нередко выезжает в командировки. Вот и недавно он вернулся из очередной командировки в первопрестольную, то есть из Москвы. И надо же такому случиться, что на Красной площади совершенно случайно столкнулся с Катей Смирновой. Она теперь живет в столице, и у нее двое детей. Между прочим, расспрашивала обо мне. Тимур ей рассказал,