Давным-давно, когда Руби только родилась и мы с Питером тяжело к этому приспосабливались, мы по совету одной подруги пошли на прием к консультанту по семейным отношениям. Как раз тогда снимали фильм по сценарию Питера, и он подружился с исполнительницей главной роли, Лили Грин. Она была подающей надежды звездочкой и вскоре после этого всех удивила, получив «Оскара» за лучшую роль второго плана в первом же своем серьезном фильме. Во время съемок фильма Питера она как раз разбиралась в своем непростом браке и посоветовала нам своего терапевта, некую Герму Ванг.

Мы договорились о встрече с доктором Ванг, которая оказалась не крошечной худенькой азиаткой, которую я себе представляла, а напротив, довольно полной еврейской матроной с заметным лонг-айлендским акцентом. Ванг — фамилия ее мужа. Мы с Питером продержались у прекрасной Ванг только один прием. За первые три из пятидесяти минут она умудрилась перечислить имена трех или четырех сотен своих пациентов из числа знаменитостей. Разумеется, не фамилии. Она говорила что-то вроде «Как я сказала одному из моих пациентов: „Уоррен, каждый брак — это сотрудничество“». Или «Как я часто говорю одной своей пациентке: „Джулия, вы не должны ожидать, что он поймет вас, если не используете трехсоставную технику общения“».

Формально она, конечно, не нарушает врачебную тайну, но на самом деле кто из нас не знает, что это за люди? Мы с Питером решили, что любые наши проблемы не стоят того, чтобы платить по сотне баксов за час разглагольствований доктора Ванг об испытаниях и бедствиях, выпавших на долю Мела, Мэтта, Брюса и Сьюзан. Больше мы к ней не ходили.

— Да, фамилия Ванг, но имя я точно не помню, — сказала Мэгги.

— Может быть, ее звали Герма? — спросила я.

— Возможно. Не помню. Почему вы задаете мне столько вопросов?

— Джулиет вечно хочет все знать, — сказала Стэйси и легонько пнула под столом мою ногу.

Сообразив, что вряд ли смогу вытянуть из Мэгги что-то еще, я прекратила допрос и до конца обеда помалкивала. Пока Стэйси и Мэгги добрых полчаса делились теплыми воспоминаниями о годах, проведенных Заком в «Любящих сердцах», я обдумывала то, что мне удалось выяснить. Если Абигайль Хетэвей действительно ходила к доктору Ванг, звездному психологу, тогда, скорее всего, она бывала на семейных консультациях. Значит, у нее могли быть проблемы с Дэниелом Муни. И если так обстоят дела, то, возможно, это он размазал ее о почтовый ящик! На первый взгляд, между мелкими семейными неурядицами и убийством большая разница, но, как я уже говорила, Дэниел Муни меня действительно раздражал. Глупо будет не проверить эту зацепку, даже если она чуточку притянута за уши.

Официантка подошла убрать тарелки и спросила, не хотим ли мы кофе. Стэйси заказала двойной латте одинарной крепости с обезжиренным молоком. Я задумалась: не превысила ли я сегодняшний лимит кофеина, и решила, что, по всей видимости, да.

— Мне то же самое, но не двойной, и не обезжиренный, и без кофеина.

Официантка посмотрела на меня озадаченно.

— Обычный латте без кофеина, молоко нормальной жирности, — заказала я.

— А, хорошо, — ответила она.

— Я, пожалуй, ничего не буду, — сказала Мэгги. — Думаю, мне лучше пойти. Нужно подготовиться к завтрашним занятиям, будет урок музыки, а я хотела разучить с детьми новую песенку.

Мы со Стэйси ничего не имели против. Мэгги собралась, тепло поцеловала Стэйси в щеку, холодно пожала мою руку и ушла.

Я проводила ее взглядом, и как только она скрылась из виду, повернулась к Стэйси.

— Ну так в чем дело, Стэйси? — спросила я. — Что там у тебя с ЛеКроном?

Она подняла на меня глаза, побледнела и ответила:

— Ничего.

— Врешь.

— Правда, ничего. О, смотри, нам кофе принесли.

Она увлеченно принялась сыпать в свою высокую чашку огромное количество заменителя сахара.

— Стэйси.

Она посмотрела на меня и прошептала:

— Но как ты узнала?

— Я разговаривала с тобой в понедельник вечером. Я даже сказала что-то вроде «может, это ЛеКрон ее убил», но ты не сказала, что видела его тем вечером. Ты ничего не сказала о вечеринке.

— Я разве не говорила? — Стэйси выглядела бледной и испуганной. — Джулиет, обещай, что ты ничего не скажешь. Пожалуйста. Все кончено, я клянусь, что кончено. Это закончилось, когда ты сказала мне, что он сделал со своей женой.

— Что кончено, Стэйси?

— У нас с Брюсом все кончено. Да это ничего не значило, просто интрижка. Ради Бога, я тоже имею право. Знаешь, сколько раз мне приходилось сталкиваться с маленькими приключениями Энди? Уже давно пора, уже моя очередь.

Энди, муж Стэйси, был известным бабником. Стэйси это знала, ее друзья тоже. Все знали. Раз в пару лет они расходились только для того, чтобы сойтись обратно через несколько недель или месяцев после курса терапии и огромного числа заверений в вечной преданности. Я думала, что Стэйси нашла какой-то способ смириться с этим, смогла как-то привыкнуть. Может, так и было. Может, она обманывала Энди в отместку за его предательства.

— И как долго ты встречалась с ЛеКроном? — спросила я.

Стэйси грустно рассмеялась.

— Я бы это так не назвала. Мы несколько раз занимались сексом, в первый раз — в его ванной посреди вечеринки.

Я поморщилась. Стэйси посмотрела на меня с вызовом:

— Мы увлеклись.

— Еще бы, — вздохнула я, а потом мне стало стыдно из-за того, что я осуждала ее. — Звучит довольно заманчиво.

— Это и было заманчиво, — сказала Стэйси. — Мы встречались еще несколько раз. А той ночью сняли комнату в отеле «Беверли Уилтшир». Это был последний раз.

Стэйси уставилась в свою чашку, и до меня не сразу дошло, что она плачет.

— Стэйси, милая, не плачь. Ты права, ты это заслужила. Энди все время так делает. Ты имеешь право, честно.

— Но ты бы так не поступила, — всхлипнула она.

Я на секунду замолчала. Нет, я не могла себе представить, что обманываю Питера. И что он меня обманывает, тоже не могла.

— Не знаю, Стэйси. Понятия не имею, что я стала бы делать в такой ситуации. Но это не имеет значения. Важно лишь, как ты себя чувствуешь.

— Я чувствую себя так, словно это меня раздавили машиной.

Я протянула руку, и Стэйси ее взяла. Несколько минут мы тихо сидели за столиком, потом оплатили счет, собрали вещи и ушли. Остановились около моей машины. Нам обеим было неловко, и тут я протянула руки и обняла подругу.

Отпустив ее, я сказала:

— Позвони мне, хорошо?

— Ага. Я люблю тебя, Джулиет.

— И я тебя люблю. Ты моя лучшая подруга. Ты ведь это знаешь, правда?

— Да, знаю. А ты — моя.