Он проклинал себя за глупость и беспечность. Фантазер, столько дней он ходил и мечтал о невозможном. Что на него нашло? Он всегда жил так просто, скромно и тихо, посвящая всего себя труду и молитвам о прощении за то, что он уничтожил дар, посланный ему Господом, плюнул Создателю в лицо. Арона охватил гнев. Ему хотелось попросить Господа даровать ему спокойствие, но у него не хватало мужества. И руки нельзя было сложить в молитве: одной он зажимал нос. Перед зажмуренными глазами проносились картины, багрово-красные от крови, неразборчивые и затуманенные стыдом.

Сам того не осознавая, Арон лежал на земле и бился о нее головой, словно желая прогнать непрошеные мысли. За зажмуренными веками щипало и жгло. Только не слезы. Разве недостаточно, что он лежит тут как дурак со сломанной ногой! Разве недостаточно того, что он поддался этим глупым фантазиям, пошел на зов сирен и попался в их ловушку?

Но слезы рвались наружу. Арон не мог их остановить. Он лежал и плакал. Тихо, беззвучно.

И когда к нему наконец кто-то подошел, он знал, что это не она, это Лурв, его старая преданная собака, почуявшая неладное. Не открывая глаз, Арон чувствовал, как пес обеспокоенно облизывает его мокрое от крови и слез лицо.

— Добрый день, дружище, — прошептал он чуть слышно. — Со мной все в порядке. Но тебе придется последить за лошадьми, потому что твой хозяин дурак, понимаешь?

Приласкав собаку, Арон приподнялся на локтях и вытер лицо рукавом рубахи. Лурв присел рядом с грустным видом. Сев, Арон попробовал осторожно снять правый сапог. Сапоги были узкие, и лодыжка уже успела распухнуть, так что дело это оказалось болезненное. К тому времени, как сапог лежал на траве, Арон весь вспотел от усилий.

Лодыжка сильно распухла, что не обещало ничего хорошего. Он попробовал пошевелить пальцами. Было больно, но пальцы шевелились. Уже неплохо.

— Лурв, — сказал Арон без всякого выражения, — что нам делать? Будь ты разумным существом, ты бы мне сейчас притащил крепкую палку.

Собака жалостно посмотрела на него и осталась стоять на месте.

Арон поднялся, опираясь на дерево, о чей корень он так поранил ногу. Постоял какое-то время, чувствуя, как земля качается под ногами. Потом показал Лурву на сапог на траве.

— Это ты понесешь, — сказал он, плюнув на голенище.

На одной ноге Арон начал прыгать обратно. Это было путешествие в несколько этапов. По пути он сломал хорошую палку, но земля была мягкая, болотистая, и толку от нее было мало. Только к вечеру Арон добрался до своего лагеря.

— Хороший пес, — похвалил он Лурва, который всю дорогу тащил сапог в зубах. — Теперь беги к лошадям, Лурв!

Собака послушалась. Арон лег, натянув на себя одеяло. События дня оставили внутри него только пустоту. Он погрузился в забытье, не имевшее ничего общего со сном. Ему не давало заснуть ощущение тревоги. Непрошеные мысли, нежеланные картины были сильнее его. Его словно втягивало в водоворот, из которого нельзя было выбраться. Все вокруг кружилось.

Он падал в бездонный колодец, пока вдруг не открывал глаза и не мог понять, где он. И снова его охватывала тревога. Снова ощущалась боль в ноге. Он ворочался под одеялом, вздрагивая от уколов стыда, точно от ударов. Как он мог быть таким беспечным? Даже сон не давал ему забыться.

Только к утру, когда солнце уже начинало согревать землю, Арону удалось наконец заснуть. Только тогда тревога отпустила его, открыв дверь в другие комнаты.

Когда Арон открыл глаза, дело шло к полудню. Небо затянуло серой пеленой, и в воздухе пахло дождем. Арон лежал, глядя на крышу шалаша и вспоминая события вчерашнего дня. С тяжелым вздохом он приподнялся, и в глаза ему бросился узелок из светло-коричневой ткани, лежавший рядом с ним. Какое-то время Арон недоуменно смотрел на него. Потом резко сел и взял узелок.

Кто-то принес припасы утром? Нет, не может быть! Они приезжали сюда всего неделю назад. И узелок выглядел по-другому. Арон сидел и держал его в руках. Пальцы судорожно вцепились в свою добычу.

Внутри узелка оказались бинты и маленькая бутылочка с какой-то мазью, очевидно целебной.

Арон снова опустился на подстилку. Прижал узелок к лицу. Его охватила радость. Такая мощная и огромная радость накрыла его с головой, что ему захотелось защититься от нее, спрятаться.

Тебя ранил мой страх. Ты хотел, чтобы я тебе доверяла.

Мы отправились на прогулку в Хохай. Это было накануне открытия сезона охоты на лосей — в самом начале осени. Мы оба устали, и ты решил, что нужно срезать дорогу через болото. Перед нами простиралась болотистая местность, совершенно плоская, без единого деревца. Присев на кочки на краю леса, мы развернули карту на коленях и углубились в ее изучение, изредка бросая взгляды по сторонам.

— Вдоль западного края идет тропа, она вроде сухая, — сказал ты. — По ней будет два километра до дороги.

Я ничего не ответила. Я уже жалела, что согласилась пойти на эту прогулку. И мне было страшно. И от страха во мне просыпалась ярость. Ярость на саму себя за то, что я была такой идиоткой и позволила втянуть себя в очередную авантюру.

— Там точно есть дорога.

— Ты всегда так говоришь.

— На этот раз все в порядке. Сама посмотри.

На карту я смотреть не собиралась.

— Лучше посмотри на это, — сказала я, окидывая взглядом болото. — Я хочу идти по нормальной дороге. Не хочу увязнуть в болоте. А то, что перед нами, и есть самое настоящее болото.

Я хочу ощущать твердую почву под ногами, даже если это означает лишние пять километров.

Сложив карту, ты сунул ее в карман и сообщил мне, что не планируешь идти обратно тем же путем. Ты собираешься испробовать новую дорогу.

Мы молча затушили костер. Я чувствовала, как трепещет крыльями внутри меня страх, в любую секунду угрожая превратиться в огромную хищную птицу.

— Может, все-таки пойдем через лес? — взмолилась я.

Ты бросил на меня взгляд исподлобья:

— Я хотел бы, чтобы ты мне доверяла.

По твоему лицу было видно, что ты имеешь в виду не только этот поход и не только болото. Они были всего лишь одним незначительным эпизодом долгой истории, которая сейчас прокручивалась у тебя в голове.

— Как же мы сможем жить вместе, если ты мне не доверяешь? — продолжал ты.

Мы начали ссориться. Я просила тебя относиться к моим страхам уважительно и прислушиваться к моим желаниям.

— Дело не в уважении, — фыркнул ты. — Дело в доверии. И в любви. Как я могу поверить в твою любовь, если ты мне даже не доверяешь? Если ты думаешь, что я заведу нас в болото? Я умею читать карту, тебе это прекрасно известно. Мы не заблудимся и не увязнем в болоте.

Я не сдавалась.

— Не впутывай в это любовь, — сказала я, четко выговаривая слова.