имени Ухтомского был недобор, и Юрин дядя уговорил директора принять племянника с условием: паренек пойдет в 7-й класс школы рабочей молодежи” [5].

Эта версия гораздо более понятная. Летом, в июне, Гагарин со старшим братом Валентином приезжает поступать в Москву. Его никуда не берут – скорее всего потому, что у него закончено всего шесть классов, а берут после седьмого. Раз уж выбрались из дома, братья заезжают в Клязьму к родственникам – а потом возвращаются в Гжатск, не в самом лучшем, надо полагать, настроении. Но затем появляется информация о том, что в Люберцах могут взять и с шестью классами – Гагарин срочно срывается с места, мчится в мир радиаторов – там его подхватывает двоюродная сестра Антонина – и таки поступает. Подтверждается и датировка – в “Поименной книге ремесленного училища № 10”, выписка из которой экспонируется в Люберецком музее, написано, что Гагарин зачислен в училище согласно приказу № 140 от 30 сентября 1949 года. Все правильно: “в последних числах сентября прислал телеграмму”.

Получается, правда, что Гагарин закрепился в Москве со второй попытки; эта информация показалась неуместной авторам официальной биографии – и они подправили даты своему подопечному.

“Шел август 1949 года. Люберецкое ремесленное училище № 10 осаждали толпы подростков, съехавшиеся из Подмосковья, Смоленской, Калужской и других близлежащих областей” [4]. Осаждали; однако, надо сказать, любви с первого взгляда не возникло ни с той стороны, ни с другой. “Юра показался мне поначалу, – рассказывал он <завуч ремесленного училища>, – слишком хлипким, тщедушным. А вакансия оставалась единственно в литейную группу, где дым, пыль, огонь, тяжести… Вроде бы ему не по силам. Да и образование недостаточное: шесть классов” [10]. Гагарин, со своей стороны, также не горел желанием посвящать два года обучения странной специальности, с которой не понимал, что ему делать дальше; если уж на то пошло, он “рассчитывал выучиться на токаря” [4], ну или хотя бы на слесаря, “но учеба на этих отделениях, как говорится, не светила” [4].

Директора уболтала Антонина; самого Гагарина – директор училища Иван Степанович Тихонов, “фронтовик, офицер, очень авторитетный среди нас, подростков, человек, – вспоминает Т. А. Чугунов. – Ребятки, говорит, на эти специальности мы вас принять никак не можем, у вас же всего по шесть классов образования. Поступайте на литейщиков-формовщиков, туда возьмем. Мы, конечно, начали протестовать: мол, такие специальности-то не знаем, не нужны они нам. Директор поглядел на нас внимательно и спрашивает: «В Москве памятники стоят, видели? Так это же формовщики и литейщики их отливали. Огненные специальности, очень нужные, и вы будете ими владеть!» И мы согласились” [13].

Небольшое свидетельство о процедуре приема оставил однокурсник Гагарина Юрий Колыванов. Рукопись хранится в музее Люберецкого лицея № 10 в папке с не сулящим ничего хорошего названием: “Начало пути”. “Ребят вызывали по списку. Они выходили и останавливались напротив комиссии за столом. В комиссии зачитывали их заявления с просьбой о приеме, справки об образовании и принималось решение о зачислении в группу. Выбор специальностей был невелик, токари, электрики, слесари и формовщики-литейщики. Вскоре мы, поступающие, поняли принцип распределения по специальностям, которым руководствовалась комиссия, – это образование и физические данные поступающих. Ребят с семилетним образованием распределяли в группы токарей и электриков, а тех, кто был с начальным образованием, – в группы слесарей и формовщиков-литейщиков, последних подбирали еще и по физическим параметрам.

…В конце работы приемной комиссии слово было предоставлено старшему мастеру училища. Он сообщил присутствующим в зале родителям тех ребят, которых приняли в группы токарей и слесарей, что на всех в училище не хватает штангенциркулей, и показал его. В то время этот прибор можно было купить на рынках-толкучках”.

В тот момент, когда Гагарина со скрипом принимали в самую непрестижную группу во всем училище, мало кто понимал, до какой степени существенным окажется для города решение человека, отвечавшего за работу с абитуриентами. Двоюродная сестра Антонина потерпела неудачу в попытках уговорить завуча – не в смысле чтобы натянуть экзаменационную отметку до троечки (Гагарин все вступительные сдал на “отлично”), а чтобы дали общежитие. Ей было ясно сказано – идите ищите съемную квартиру, мест в общежитии нет.

“Попробуйте устроиться у местных жителей. В прошлом году наши ученики снимали там углы. Антонина и Юрий перешли железнодорожную линию, постучались в самый первый дом. Открыла старуха. Да, конечно, у нее жил ремесленник. И занимался тут, и спал. Тихий прилежный постоялец (она испытующе скользнула глазами по пришедшим). У нее очень хорошие условия, почти что отдельная комната. Берет недорого: всего двадцать пять рублей в месяц. «Почти отдельная комната» оказалась тесным чуланом без окна, отгороженным грязной ситцевой занавеской. В чулан вмещались только раскладные козлы с соломенным тюфяком да больничная тумбочка, заменявшая и стол, и шкаф. Лампочка малого накала болталась на шнуре. Антонина оглядела этот затхлый закуток и за руку вывела брата на вольный воздух. После нескольких неудачных попыток они вернулись в училище. Третий раз за день Антонина постучалась к завучу.

– Ведь он не сможет платить даже одного рубля, поймите. Как-нибудь, хоть в коридор, поставьте кровать.

– Некуда. Не могу!

– Тогда… все равно зачисляйте! Будет у меня в Москве жить” [10].

По косвенным намекам в книжке Л. Обуховой “Любимец века” можно, однако, догадаться, каким образом Гагарины всё же решили эту проблему. Антонина – с которой Обухова подробно разговаривала, но, по-видимому, не всё могла прямо написать, поэтому изъяснялась экивоками – просто разжалобила завуча Горинштейна, задействовав свое женское обаяние. Так или иначе, весы склонились на правильную сторону – Горинштейн отошел на заранее подготовленные позиции и нашел лишнее койко-место. Так что теперь, обнаружив на гербе Люберец взмывающую в космические дали ракету, мы не думаем, что это ошибка и герб принадлежит, допустим, Звездному городку или Королеву. Нет, именно Люберцам: и ракета потому – что сюда взяли учиться Гагарина.

Свидетельства о двух люберецких годах в жизни Гагарина скудны и неразнообразны. Нам не известен ни один мемуарист, который сообщил бы об этом периоде что-нибудь не то что пикантное, а хотя бы не слишком пресное. Фактическим монополистом в этой сфере является один человек, Тимофей Андреевич Чугунов, который учился с Гагариным в одной группе и в Люберцах, и в Саратове (правда, в Саратове всего год: его забрали в армию). Как и Гагарин, этот достойный джентльмен был в оккупации, поступил в “ремесло” после 6-го класса – и затем доучивался (опять же с другом Юрой) за 7-й класс в вечерней школе. Он автор расплывчато озаглавленных мемуаров “С юности на всю жизнь”. И тогда как все остальные их одногруппники по ремесленному либо умерли, либо используют технологию “стелс”[13] и никак не проявляются на радарах, Тимофей Андреевич, напротив, жив, здравствует и не делает вид, что автор книги о его однокашнике для серии “ЖЗЛ” – всего лишь еще одно