Эбби медленно жевала.

— Ты скоро женишься во второй раз?

Она куда более свыклась с мыслью о смерти, нежели я.

— О чем ты говоришь?!

— Да брось, ты сам все понимаешь. У тебя было четыре года, чтобы смириться.

— Это не значит, что я действительно смирился.

— И?..

— Что?

— Да или нет?

— Что?!

— Ты смирился с этой мыслью?

— Разумеется, детка. Все отлично.

— Я серьезно. Ты можешь прожить еще лет пятьдесят.

— Ну и?..

— Что ты собираешься делать?

— Наверное, начну курить и пить как сапожник, чтобы сократить этот срок наполовину.

Эбби поняла, что так ничего не добьется.

— Ты должен жениться, сам знаешь.

Это было утверждение. Я протянул ей кружку.

— В следующий раз будешь сама себе заваривать чай.

— Я серьезно. Нам нужно поговорить. Я назову несколько имен, а ты подумай.

— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.

— Мэри Прованс. Хорошенькая, умная, не позволит тебе влезть в неприятности. Заодно научишься готовить мартини.

— Сомневаюсь.

— Карен Уитсмэн.

— Милая, она же замужем.

— Да, но это ненадолго. Она высокая, активная, немного разбирается в искусстве и богата, как Крез.

— Может, хватит?

— Номер три — Стейси Портис. Маловата ростом, зато с ней не заскучаешь. И по слухам, она сущий дьявол в постели. Впрочем, у нее не останется иного выбора, — Эбби засмеялась, — ведь ты был женат на мне.

— Ты меня просто убиваешь.

— Номер четыре. Вряд ли, но… Грейс Маккивер.

— Ты с ума сошла?

Эбби выбросила остатки шоколада в реку.

— Возможно. Конечно, поначалу Грейс может показаться холодной, но когда узнаешь ее поближе, то поймешь, что она искренняя и верная, а без одежды — настоящая богиня. Спасибо пластической хирургии.

Я наблюдал за кусочком шоколадки, который плыл по реке, как кусок дерьма.

— Да уж, это многое объясняет.

— И наконец, Джинни Александер.

— Я тебя не слушаю.

— Она, наверное, больше всех похожа на меня, так что тебе даже не придется бросать свои дурные привычки.

— Какие привычки?

— Ну уж если ты об этом заговорил…

— Я? Это ты начала.

— Ты оставляешь свое белье на полу в ванной. Забываешь опустить сиденье унитаза. Выжимаешь из тюбика слишком много пасты. Никогда не застилаешь постель. Ненавидишь возиться в саду. Десять лет не прибирался в студии.

— Потому что я там три года вообще не был.

Эбби замолчала и склонила голову набок.

— О чем и речь.

— В тебе говорит твой отец.

— Ты должен жениться. Ну, то есть не прямо сейчас. Изобрази безутешного вдовца и подожди год. Или полтора. За это время в них пробудится соревновательный дух.

— Эбигейл!

Она не смотрела на меня.

— Обязательно женись. Мне неприятно думать о том, что ты останешься один. — Эбби слизнула шоколад с передних зубов. — А еще… пообещай, что однажды сядешь за мольберт…

— Эбби…

— Я серьезно. Пообещай.

— Нет.

— Почему?

— Потому что.

Она стукнула меня в грудь.

— Я тебя знаю. Ты не сможешь таить это в себе. Рано или поздно придется выпустить.

— Ты говоришь, как моя мама.

— А ты пытаешься сменить тему.

Я сложил вещи в каноэ и поднял Эбби на руки. Она обхватила меня за шею.

— Обещаешь?

Я посмотрел ей в глаза и ответил, скрестив пальцы:

— Обещаю.

— А теперь разожми пальцы и повтори.

— Обещаю… никогда не забывать о том, как ты впервые попыталась приготовить тушеное мясо и сожгла его до угольков.

— Ты закончил?

— Ладно… обещаю, что всегда буду стремиться к созданию таких картин, на которые, по твоему мнению, я способен.

Жена кивнула.

— Достаточно честно.

Я накинул на себя постромки и принялся тянуть. Эбби лежала в лодке и смотрела на меня.

— Ты действительно на это способен. В тебе что-то есть.

— На что я способен? Что во мне есть?

Она погрозила мне леденцом.

— Только не начинай…

Даже не оборачиваясь, я догадался, что Эбби грозит мне пальцем.

— Милая… — Я перестал тянуть и почувствовал, как обвисли лямки. — Смирись. Я рыбачу лучше, чем рисую. Я даже помогал твоему отцу на рыбалке, и ему приходилось терпеть. Но что касается искусства, то, не считая пары портретов — нужно признать, у меня и впрямь есть к этому некоторые способности, — я просто ремесленник. Посмотри на наш дом: от подвала до чердака он забит картинами, которые мы не можем продать.

— Ты меня не переубедил.

— Значит, ты в меньшинстве.

«Актик» часто так действовал. Эбби становилась разговорчивой и дерзкой. Впрочем, дерзости ей и без того хватало.

— Мой бинтик…

Я вздохнул. Она запомнила это прозвище.

— Что?

— Поди сюда.

Я шагнул из постромок, зашлепал по воде к лодке и опустился на колени перед женой. Она закрыла лицо руками.

— Я видела картины в Риме, Лондоне, Нью-Йорке… далее в Азии. — Эбби коснулась пальцем моего носа. — Но ни одна из них не тронула меня так, как твои портреты.

Невзирая на крушение надежд, именно по этой причине я так и не сжег ни одной своей картины и оставил студию за собой. Потому что Эбби продолжала верить, даже когда я сдался.

— Я люблю тебя, Эбигейл Колмэн Майклз.

— Отлично. Я рада, что мы договорились. А теперь — вперед! Здесь слишком жарко.

Я развернулся, надел упряжь и потащил каноэ. Эбби помолчала немного, потом сказала:

— Знаешь что? Подумай еще про Уэнди Максвелл, она живет в…

— Может быть, ты заткнешься и поспишь?

Она опять помолчала, и голос у нее изменился.

— Не раньше, чем моя нога ступит на землю Седар-Пойнта.

В ее словах прозвучала нешуточная решимость. Я натянул постромки, уперся покрепче, и веревки врезались мне в плечи.