Да, но кто, скажи мне, кто определяет изначальный набор имеющихся жизней? Откуда они берутся?

Ты мне скажи, откуда они берутся.

Быть может, это те жизни, которые только что были зачаты?

Совсем наоборот. Это жизни, которые только что были прожиты. Душа, отжив своё, скидывает свою земную жизнь, как ненужную более одежду и, нагая, отправляется дальше. А жизни их остаются, чтобы другие души могли ими воспользоваться.

Выходит, что те жизни, что предложены на выбор вновь прибывшим душам, уже когда-то были прожиты?

Вне всякого сомнения, это так.

Выходит, что и мою, и твою жизнь кто-то прежде прожил уже?

И это также не подлежит сомнению. Вспомни, бывало ли такое, чтобы тебе казалось, будто видимое тобой уже как будто было когда-то увидено, хотя ты мог бы поклясться, что никогда этого прежде не встречал?

Да, такое бывало.

Кем же они были увидены, если не тобой самим?

Не знаю, право, но, выходит, что кем-то другим. Но, стало быть, жизни, которые нам даны, уже существуют во всей своей целостности, и мы ничего не можем в них изменить по своей воле?

Пожалуй, что и так. Нередко, однако же, люди стремятся изменить ход, надлежащий их жизни. От этого жизнь ветшает, как изношенная одежда, в ней появляются прорехи и как бы зияющие пустоты.

И что с ними бывает после?

Тем, кому они достаются после, бывает в них очень неуютно, а более, пожалуй, и ничего. Вспомни, случалось ли такое, чтобы всё вдруг начинало идти не так, как должно бы происходить, в то время как всё, что ты делаешь, представляется тебе совершенно правильным?

Да, такое случалось.

Для этого не было никаких причин, и ты не можешь их отыскать, как ни стараешься? Напрасно было бы искать здесь виновных или подозревать вину за самим собою, поскольку истинная причина происходящего состоит в том, что жизнь, прожитая до этого уже многими и многими душами, истончилась и пришла в негодность.

Как такое возможно? И куда они идут дальше? Являются ли откуда-нибудь новые жизни?

В конце все жизни настолько обветшают, что никуда больше не будут годиться. Придёт день, и они закончатся вовсе. Ни одной целой, неизношенной жизни более не останется. Душам, лишённым покровов, некуда будет тогда податься. Они будут скитаться во тьме и пустоте, как дикие животные, и тщетно искать себе хоть какую-нибудь жизнь, чтобы её прожить, и, дове- дись им найти таковую, будут рвать её друг у друга, как собаки рвут добычу. Теснясь и негодуя, кое-как вместятся они в ней, пока не раздерут в клочья.

Тёмное помещение, маленькие окна, размещённые под самым потолком, дают тусклый и неясный свет. Четыре Мессии восседают по углам и важно курят шмаль. Входит Пятый Мессия. Четыре Мессии вяло смотрят на него, потом отводят глаза, продолжают курить. Пятый, не зная, куда себя деть, садится на пол. Так длится какое-то время. Наконец Третий Мессия делает медленное, явно выверенное движение в сторону Пятого, протягивая косяк.

Пятый: Благодарю. Не употребляю.

Третий: А чо так?

Пятый: Да так, не прёт.

Третий, обиженно отстраняя руку с косяком, садится на месте. Проходит ещё какое-то время. Наконец Второй Мессия, медленно перебирая лапами, подкрадывается к Пятому.

Второй: Ну? Как? Поверили?

Пятый (равнодушно): Более или менее.

Четвёртый (всё это время неявно прислушивавшийся их разговору, из угла): А распяли хоть?

Пятый: (равнодушно): Так, слегка.

Второй: И что теперь там?

Пятый (равнодушно): Да ничо. Всё как было. Те, которые поверили, гнобят тех, которые не поверили. И наоборот.

Второй: А. Ясно.

Четвёртый (злорадно): Ага. Теперь этим, которые не поверили, свой Мессия нужен.

Пятый (равнодушно): Подождут.

Третий (видимо, простив обиду): Четвёртый у нас злопамятный. Весь в Первого.

Второй: А ты теперь чем теперь думаешь заняться?

Пятый (задумчиво): Не знаю. Я всегда собак любил. Собачечек. Можно разводить собак. У вас тут есть собаки?

Четвёртый (обиженно): Так ты меня и разведёшь. Отсоси. (Поворачивается в профиль, отчего особенно чётко очерчивается его пёсья голова).

Пятый (внимательно разглядывая пёсью голову): Прошу меня извинить, я не вас лично имел в виду.

Четвёртый прячет пёсью голову подмышку и с достоинством удаляется. Пятый ещё некоторое время сидит в расслабленной позе, то ли о чём-то задумавшись, то ли просто отдыхая, наконец обращается ко Второму:

Пятый: А вы чем тут занимаетесь?

Второй: Да… мы тут особенно ничем и не занимаемся. Мы уже, вроде как, отстрелялись. Вот, можно было бы собачек разводить. Но Четвёртый против.

Четвёртый (оскорблённым тоном): Только попробуйте!

Пятый: Тёлок, может, снимать? Тёлки тут у вас есть?

Первый (на секунду выйдя из сомнамбулического состояния и оказавшись существом неопределённо-женского пола, огромным, раздувшимся, землисто-серого цвета, с отвисшими до земли гигантскими грудями): Я те щас дам. «Тёлок снимать». Щас тя самого снимем. Во всехракурсах.

Второй (извиняющимся тоном): Это Великая Мать, её раздражать нельзя.

Пятый (изумлённо): Что, у вас тут что-то ещё запрещено?

Второй: Да не то чтобы запрещено, просто тебе же самому будет хуже. Она, когда не в духе, гаже распятия.

Пятый (удручённо): Чем же вы тут занимаетесь-то, господи.

Второй: Известно чем — Мессию ждём.

Пятый: Вы-то зачем?

Второй: Ну. как зачем. всё какие-то новости.

Пятый, вздыхая, сворачивается в клубочек и засыпает. Остальные вновь возвращаются в свои углы и пялятся оттуда жёлтыми кошачьими глазами, которые слегка мерцают в полутьме.

Стеклянный аквариум, заполненный мутной желтоватой жидкостью, взбиваемой потоком кислорода, бегущего из трубки. К боковой стенке льнут четыре, пять, снова четыре розовых рта, поочерёдно раскрывающиеся и закрывающиеся, словно исполняют некий беззвучный хорал. Им тесно в этом прозрачном кирпиче, их чешуи цепляются одна за другую, они жаждут выбраться наружу. К вечеру все рыбы выловлены, выпотрошены и распроданы, пустой аквариум отставлен в сторону. Всё его стекло зацеловано изнутри, точно саркофаг, охраняющий реликвию.

Вы можете их разглядеть в клубах лиловатой пыли. Вот они вдруг поднимаются, как столбики внезапно взбесившейся ртути. Медленно поворачиваются вокруг своей оси. Сканируют серебристыми глазами- как-Круглая-Башня окружающий ландшафт, в который и вы включены. Потом вновь падают и возникают где-то в совершенно другом месте. Где один, там тут же и второй, иногда третий. А ещё через секунду ни второго, ни первого. Странное ощущение. Разумны ли? Даже слишком, если вы меня правильно понимаете. Скорее всего, неправильно. Это не существенно. Главное, чтобы они вас правильно поняли. Иначе, как бы это сказать, возможны эксцессы. Для них не существует такого понятия, как непроницаемость. Вы вот занимаете какое-то место в пространстве и полагаете, что уж его-то, во всяком случае, не может занять никакое другое физическое тело, за исключением вашего. А они так не считают. Но если это всё-таки произойдёт, не впадайте в панику, просто замрите на некоторое время. Тридцати-сорока секунд им будет достаточно, чтобы полностью переписать вашу память. Да-да, вот так вот, живёшь-живёшь, думаешь, что это бог весть как важно, а в итоге достаточно тридцати секунд. Главное, чтобы ваша душа в этот момент была чиста, как слеза младенца, да-да, как слеза