И вот, вместе с другими пленными они оказались на берегу полноводной Даугавы. Плакали женщины, с любопытством вертел головой маленький ребенок. Был прекрасный августовский денек, теплый, солнечный. Сейчас бы искупаться, позагорать, поесть как следует. А они ждут неведомо чего. Хенрик Дрейлинг, естественно, не знал о разговоре царя с генералом Лесли, но понимал, что ничего хорошего пленников не ждет. Радовало лишь то, что пока его не разлучили с Гердой.

Внезапно на Герду обратил внимание статный, сложенный, словно Геракл, русский военачальник. Русский вельможа произнес лишь одно слово:

– Хороша!

После чего подошел к стрельцам, охранявшим пленников, и властно бросил:

– Эту отвести ко мне!

Царский тесть, боярин Илья Данилович Милославский, не сомневался, что его распоряжение будет выполнено незамедлительно. Многим был хорош отец царицы Марии Ильиничны: красив, умен, отличался феноменальной памятью – знал поименно всех чиновников из приказов, всех офицеров армии своего зятя – государя всея Руси. Был он образован (недаром возглавлял некоторое время Аптекарский приказ, который можно было доверить только человеку интеллигентному). Вот только после того, как одна его дочь вышла замуж за царя, а вторая за царского советника Морозова, заважничал, с пренебрежением стал относиться даже к равным ему по родовитости аристократам. И к тому же, несмотря на пожилой возраст, сластолюбцем был невероятным. В Москве у него имелась усадьба. В ней вельможа завел целый гарем из плененных полячек, литовок, татарок. Кто из военных мог отказать царскому тестю в выдаче понравившейся пленной?! Были и такие воеводы, что, желая выслужиться, сами предлагали: «Илья Данилович, посмотри, что за пленную я заполучил, чем не краса?»

В Кокенгаузене все же нашелся человек, готовый ему возразить. Постельничий и любимец царя Федор Ртищев, боярин добрый и богобоязненный, посмел воззвать к совести Милославского:

– Бога побойся, Илья Данилович! Юна, невинна. Ладно женок замужних, в плен попавших, ласкаешь, им такие утехи привычны. А тут дите просто.

– Все они, немки, грешницы! Посмотри, разве закрывает она лицо платком, как делала бы добродетельная русская девица? А эта зенки бесстыже вылупила, платье надела такое, что груди обнажает до половины. Брось, Федор, такую только и надо употреблять для утех. Эти немочки лишь кажутся невинными.

Под взглядом Ильи Милославского, пристально осмотревшего каждую выпуклость на теле девушки, Герда густо покраснела. Ее отец побелел, в бесполезном усилии надавил на веревки, которыми были связаны его руки. А боярин Илья Милославский продолжил:

– Ты знаешь, Федор, мне приходится и суд вершить. Так вот. Недавно я допрашивал такую в Судном приказе. На вид похожа на дитя, ибо смотрится моложе своих лет. А взгляд-то какой невинный! Генеральская жена. Бросила в Германии мужа, бежала в Москву, к полюбовнику. Муж погнался за ней, но генеральская полюбовница отреклась от еретической лютеранской веры, трижды сплюнула, как водится, через левое плечо в знак того, что отвергает ересь, крестилась по-нашему. Муж приехал и узнал – Москва православных не выдает. Так и осталась она жить с полюбовником. Тут ей бы и угомониться, ан нет! Мало ей, завела еще одного и грешила с ним, пока новый муж был на службе. А второй полюбовник сам оказался зело развратен, стал грешить и с ее служанкой. Блудница про то прознала, кликнула слуг, велела непокорную служанку обнажить и повалить на пол. Самолично срам несчастной отрезала. Та от боли отдала Богу душу. Негодяйку схватили, на дыбе она во всем призналась. Ее должны были нещадно стегать кнутом, отрубить руку и сослать в Сибирь. Да тут началась война. Не знаю, чем все закончилось.

– Да кто же она, эта блудница? И кто ее полюбовник, что за генерал?

– То не твоего ума дело, Федор, уж не обессудь! Здесь он, при армии, а о грехах своей жены пока ничего не знает.

Ловкий Илья Данилович так заговорил постельничьего, что тот и думать забыл о несчастной Герде. Зато в ужасе был Хенрик Дрейлинг. Купец немного понимал русскую речь и сумел осознать, сколь позорная участь ждет его юную дочь. В отчаянии купец озирался по сторонам. Внезапно рижанин увидел русского юношу в богатой одежде, который отдаленно напоминал ему кого-то. Он напряг память и через секунду с надеждой спросил тихим голосом по-немецки:

– Господин, не сын ли вы псковского дворянина и торговца Афанасия Ордина-Нащокина?

– Да, я – Воин Афанасьевич, сын его.

– Я узнал вас, господин. Я рижский купец Хенрик Дрейлинг, старый торговый партнер вашего отца. Христом молю, спасите мою дочь!

Он кивком показал на Герду. Воин Афанасьевич подумал: «Попробуй, спаси девушку, коли сам царский тесть ее для себя определил!» Внезапно молодой человек встретился глазами с молящим взглядом Герды и его словно обожгло. Все было, как мгновенье назад: палящее солнце, красивая скала неподалеку, большая река. И все было совсем иначе: один взгляд – и мир изменился для молодого человека. Отвернувшись, юноша залился краской и растерянно побрел по песчаному берегу. Ему очень хотелось спасти от поругания эту красу, но он понятия не имел, как это сделать. Вмешаться? Над ним только посмеются, станут позорить. «Эх, если бы отец был здесь!» – подумал Воин. Он не сомневался, что многоопытный Афанасий Лаврентьевич нашел бы выход из сложного положения, хоть и был не столь влиятелен, как боярин Милославский. Вдруг Воин Афанасьевич увидел, что навстречу ему движется знакомый отца – подьячий приказа Тайных дел Юрий Никифоров.

Юноша поспешил к нему:

– Господин, помогите!

Не желая скандала, боярин Илья Милославский подождал, пока Федор Ртищев уйдет, а это произошло лишь через четверть часа. Только тогда боярин повторил распоряжение:

– Эту девку отвести ко мне!

Внезапно из-за спины его прозвучало возражение:

– Не должно этого делать!

Илья Данилович возмутился: кто смеет отменять его приказ?!

Он повернулся и увидел Юрия Никифорова. Подьячий тяжело дышал, так как успел в кратчайший срок сбегать в замок, к царю, и вернуться.

Презрительно посмотрев на него, богатырь Милославский поинтересовался:

– Это почему же не должно этого делать?!

Юрий Никифоров сделал знак, мол, отойдем в сторону. Удивился Милославский такой дерзости, но любопытно стало и решил послушать Никифорова. Когда Воин Ордин-Нащокин, подьячий и царский тесть отошли в сторону и могли говорить, не боясь чужих ушей, Юрий Никифоров тихонько сказал:

– Отец ее, Хенрик Дрейлинг, лазутчик наш.

– Я в памяти все имена храню, – заметил царский тесть. – А об этом почто ничего не знаю?

– Это ты, боярин, память хранишь о всех, чей чин известен. А приказ Тайных дел имен своих людей не разглашает. А этого купца лишь недавно уговорил помогать нам друйский воевода Ордин-Нащокин. А переписка шла через приказ Тайных дел и лишь государю да мне была ведома. Кстати, я только что от государя всея Руси. Велит купца и его дочь отпустить незамедлительно.