Словом, одной одеждой никто не ограничивается, та вообще должна априори восхищать, удивлять и заставлять завидовать, как и обувь — настолько разнообразная, таких фантастических форм и видов, что тягаться с трунами по этой части давным-давно никто в Союзе уже не пытается, оставив пальму первенства дизайнерам, пластическим хирургам, косметологам, стилистам, визажистам, декораторам и прочим служителям культа «красоты» Тру-на-Геша.

Поэтому среди бесконечного многообразия лохматых, лысых, почти голых, звероподобных, похожих на корзинки с фруктами местных жителей и туристов я в совершенно обычном красном костюмчике выделялась исключительно блеклостью и непрезентабельностью. Да и шпильки мои — из прошлого столетия, не меньше. На взгляд трунов, я абсолютно отстала в моде и жизни, чем заработала имидж холодной пресной стервы. Но торопиться догонять здешний мир я не стремлюсь. Да и зачем?

Встречались и проходили мимо студенты, служащие, преподаватели университета. Многие здоровались, я вежливо улыбалась и кивала головой.

— Профессор Кобург! Дарья Сергеевна, постой… — не услышать вопль и сопровождавший его перезвон было бы невозможно. Даже сквозь звуки музыки у меня в ухе.

По дорожке ко мне спешил коллега и самый великий сплетник — доктор Мьяло Дож, худощавый, среднего роста мужчина. По его мнению, в самом расцвете лет. После того как мы с этим весельчаком выяснили, что он совершенно не в моем вкусе, а я — не в его, наши дружеские отношения, хоть и достаточно своеобразные, на местный лад, только окрепли.

Я отключила музыку и приготовилась отступить, чтобы не пострадать от эксцентричного костюма Мьяло (по-моему — клоунского). А он, видно, решил, что в разноцветных шароварах — шелковых лоскутах ядовито-зеленого цвета — и красном топике выглядит неотразимо и оригинально. Мало того, шею доктора украшает ошейник, ощетинившийся цветными иглами с бубенчиками на концах. Туфли с длинными носками, увенчанными колокольчиками, завершают наряд. Сегодня его лицо радовало нежно-розовым оттенком кожи и сиреневыми губами. Надо полагать, в тон глазам и волосам, топорщившимся в разные стороны.

Мьяло надвигался, а я, стараясь делать это незаметно — обидится еще, — пятилась, но он заметил мои телодвижения и раздраженно закатил глаза:

— Кобург, когда ты уже поймешь, что яркая, красивая внешность необходима человеку для счастливой жизни? — Раздвинув иглы с моей стороны, благодаря которым доктор напоминал сумасшедшего дикобраза, он подхватил меня под локоть.

— Видимо, я ценю безопасность выше такого счастья, — ехидно парировала я, продолжая путь в его компании и наш извечный спор.

Мужчина, блеснув сиреневыми глазами, с наигранной печалью посмотрел на меня:

— Твоя повернутость на безопасности почему-то исключает все прелести жизни. Не только яркие краски, но и веселье, общение, секс.

— Я общаюсь и…

— Со студентами на лекциях, со мной, начальством и родителями. Отличная компания, чтобы умереть со скуки, не находишь?

— Слушай, что ты от меня хочешь? — возмутилась я. — Работы выше крыши, а через месяц — вступительные экзамены, и я буду вынуждена бросить свои исследования и дурью маяться в приемной комиссии. Причем по твоей милости. — И я зло уставилась на виновника предстоящей каторги. — Да-да, мне уже поведали, что по твоей рекомендации. Друг называется!

— Дарьюшка…

— Ой, только не надо подражать моему брату, у тебя не выходит так брутально.

— Нашла с кем сравнивать! Михаил — бледная моль в сравнении со мной, и…

— Только месяц назад он легко увел твою певчую птичку из бара на Цветочной!

— Ему просто повезло! — взвился Мьяло. — Она с выпивкой перебрала. Или в темноте плохо разглядела, или…

— А может, она ценит в мужчинах примитивные мускулы, а не экстравагантный стиль?!

Мы остановились и злобно сверлили друг друга взглядами. Обычное дело для трунов — выплескивать эмоции наружу. Так проще жить и гораздо веселее. Особенно тем, кому повезло со стороны наблюдать за публичным проявлением чужих эмоций — зрелища необыкновенно обостряют чувства, отвлекают от повседневности. Хотя рутина и покой — не про аборигенов Тру-на-Геша. И мне пришлось привыкнуть к этому за десять лет жизни здесь.

— Я уже записался на тренажеры и на программу «скульптор тела», поняла? Скоро у меня тоже будут великолепные мускулы, — буркнул мужчина пятидесяти лет от роду, забавно наморщив розовый нос и тут же позабыв про злость и обиды.

Непосредственность трунов, прямо-таки граничащая с детской, меня неизменно поражала и восхищала одновременно. Сама порой веду себя так же.

— Мьяло, дорогой, Мишка служит в элитных войсках Земли. Его мускулы — результат многолетних упорных тренировок, — примирительно улыбнулась я. Говорить, что мускулами еще и пользоваться хоть иногда надо, не стала. Трусливый нрав трунов всем известен. — Твоя же ценность — в мозгах. В конце концов, кто создатель полидерия?

Мужчина в самом расцвете лет ухмыльнулся уверенно и слегка заносчиво:

— Этот козырь я оставляю на крайний случай. Хочется привлекать своей красотой, а не тем, что я помог добиться ее другим…

— Тебе надо почаще появляться в СМИ, тогда твоя популярность станет самым беспроигрышным аргументом, — вроде пошутила, но идейку подкинула, судя по загоревшимся глазам бывшего наставника.

— Да я с удовольствием, но ты же знаешь: признание и популярность достаются Хиаро. У него маниакальная любовь к себе любимому. Я не раз наблюдал, с каким восторгом он смотрит новости, где мелькает его рябая физиономия. Сколько раз намекал: синий цвет ему совершенно не к лицу…

— Мьяло, директор нашего исследовательского центра имеет полное право и даже обязан мелькать в инфосети. — О цвете лица нашего начальства слушать не хотелось. — А ты не забыл, что в один прекрасный день сам отказался от этой должности?

— У меня научная работа, а директорские обязанности только мешали бы заниматься любимым делом, — снова разозлился Мьяло.

— Каждый сам расставляет собственные приоритеты, — многозначительно закончила я разговор, освобождая локоть из руки труна и входя в божественную прохладу университета. — Ты, кстати, не видел моего начальника? Никак не могу связаться с Аэном.

Мьяло пожал «лоскутно-игольчатыми» плечами.

Мы прошли процедуру идентификации, прежде чем войти в закрытую зону исследовательского центра. Сначала — по рисунку сетчатки глаза. Затем — по отпечаткам пальцев, по раковине уха. И наконец — по голосу.

Оказавшись в знакомом до последней щелочки коридоре, Дож неожиданно ответил:

— Прости, вылетело из головы. Он в медицинском центре сейчас.

— А что случилось? — Я даже остановилась, услышав нерадостную новость. — Заболел?

— Нет вроде. Вообще странное решение. И явно не вовремя. Его лаборанты и ординаторы недоумевают. Вчера меня терроризировали, что им дальше делать. Сегодня наверняка к тебе придут. По непонятной причине Шудерино два дня назад неожиданно лег на операцию.