присоединили к Мадриду. Когда-то здесь располагались два муниципальных образования, Карабанчель-Альто и Карабанчель-Бахо, а теперь эта территория, некогда принадлежавшая Эухении де Монтихо, жене Наполеона III, превратилась в один из самых густонаселенных столичных районов, где проживало более четверти миллиона жителей, в основном рабочих, в том числе иммигрантов. Младший инспектор знал, что искать нищих следует в парках и неблагополучных кварталах: Пан-Бендито, Лос-Альтос-де-Сан-Исидро, Виа Карпетана и Каньоррото, где когда-то находилась карабанчельская тюрьма — самая знаменитая в Испании.

— Тут и живешь? — спросил Ордуньо, пока они прогуливались по улицам, которые Сарате выбрал для поисков одноглазого нищего. Он надеялся, что Ордуньо расскажет побольше об инспекторе: он не мог перестать думать об этой женщине, которая возглавляет одно из самых престижных полицейских подразделений Испании и при этом распевает итальянские песни в караоке, пьет граппу и ведет к себе в постель очередного партнера, едва с ним познакомившись.

— Да, тут и живу. Тут есть все: и кошмарные улицы, и вполне приличные. Сам знаешь, что такое юг Мадрида — последнее, о чем заботились мэры из правых.

— А из левых?

— Да то же самое.

Карабанчельскую тюрьму построили в конце гражданской войны взамен тюрьмы Модело, стоявшей в самом центре Монклоа и ставшей ареной боевых действий. Она была настолько разрушена, что восстановлению не подлежала. Карабанчельская тюрьма вскоре прославилась знаменитыми заключенными, от Харабо, массового убийцы, одного из последних, кого казнили гарротой, до узников франкизма — таких как писатель Фернандо Санчес Драго, комик Хила или политики Мигель Бойер, Марселино Камачо и Рамон Тамамес. В 1998 году, под самый конец века, ее закрыли, а спустя несколько лет снесли. С тех пор местные жители и власти продолжали спорить, как лучше использовать освободившееся место: построить больницу или спортивные сооружения, разбить парк или возвести многоэтажки. Тем временем огромный пустырь стоял огороженный и тщательно охранялся, хотя нищие использовали его для ночлега.

— Нам нужен Одноглазый…

— Не знаю, приятель.

Группа румынских цыган заняла единственный тенистый пятачок во всей окрестности. Женщин среди них не было, они наверняка сейчас просили милостыню в центре Мадрида. Сарате достал жетон.

— Скажете, где найти Одноглазого, и я уйду и не стану брать вас за яйца. А если нет, потребую документы, вызову патруль, и вас отвезут в участок… Я в курсе, что ночью вы снова окажетесь на улице, но я позабочусь о том, чтобы этим вечером вам мало не показалось.

Один из румын внимательно посмотрел на Сарате — и предпочел взамен неприятностей продолжать и дальше сидеть в спасительной тени.

— На кладбище. Он там таскает цветы с могил, чтобы перепродать.

Вход на Южное кладбище находился на краю Карабанчеля, дальше начинался район Оркаситас. Им не пришлось даже входить — нищего они увидели у ворот.

— Одноглазый!

Не дожидаясь их приближения, он бросился бежать. Напарники кинулись за ним, Ордуньо вскоре опередил Сарате и уверенно сокращал расстояние между собой и нищим. Когда Сарате добрался до них, Ордуньо уже крепко держал добычу и дожидался, пока нищий и напарник переведут дыхание.

— Пора привести себя в форму, приятель, — усмехнулся Ордуньо. — Слушай, Одноглазый, почему ты убежал?

— Я всегда бегу, как увижу легавых. Тем более когда они в штатском.

— Ответь на мои вопросы, и у тебя не будет проблем. Ла-Кинта-де-Виста-Алегре, в эти выходные.

— Меня там не было.

— Почему?

— Один человек остановил меня у входа и дал сто евро, чтобы я пошел ночевать в пансион. И пообещал еще сотню, если я уговорю остальных тоже туда не ходить.

Сарате и Ордуньо переглянулись: кое-что прояснилось.

— И когда это было? — Сарате наконец отдышался.

— В четверг он дал мне сто евро, а в пятницу вечером еще сто, и больше я ничего не знаю.

— А тебе не было любопытно?

— Я заплатил за пансион, принял ванну, чего со мной не случалось уже месяц, съел косидо и снял за целых двадцать евро блондинку, на которую давно положил глаз, она ошивается в Колонии-Маркони. Мне наплевать, что он делал в Ла-Кинте, если он платит такие деньги.

— Почему ты не вернулся туда потом?

— Я вернулся в понедельник, увидел, что там полно легавых, а я знаю, что от вас одни проблемы. Лучше уж иметь дело с врачом, чем с вами.

— У тебя нет выбора. Ты должен помочь нам найти этого человека. Сможешь узнать его?

— Меня называют Одноглазым, потому что другого глаза я лишился. И глаза, должен вам сказать, хорошего. Оставшимся я вижу хуже, чем крот. Мутные силуэты и вообще все как в тумане.

— Как же ты узнал, что мы полицейские?

— Если не умеешь унюхать легавого, на улице долго не проживешь. Я вас, ребята, за километр чую.

Глава 24

Они снова собрались в переговорной. Сарате уже казалось, что они многовато встречаются и маловато действуют, хотя, возможно, этим и объясняются успехи отдела криминалистической аналитики. Сальвадор Сантос всегда говорил: пожалуй, наша беда в том, что гоняться за плохими парнями нам нравится больше, чем анализировать.

Выяснилось, что у коллег есть свои традиции. Буэндиа принес кекс собственного приготовления, Ческа — свежевыжатый апельсиновый сок, Ордуньо налил всем кофе и открыл банку датского песочного печенья. На Сарате инспектор смотрела как ни в чем не бывало, словно вечер понедельника и правда ничего не значил.

— Раз в неделю мы устраиваем совместный завтрак. Следующая очередь моя и Марьяхо, присоединяйся, — пригласила она.

Наступила среда, с момента обнаружения трупа прошло два дня, но рабочих версий так и не было, к тому же Элена решила отпустить Рауля Гарседо.

— Буэндиа, ты сказал, у тебя есть новая информация. — Совещание открыла, как всегда, начальница.

— Мы сравнили и проанализировали убийства Сусаны и Лары. В результате нам удалось довольно точно воссоздать картину произошедшего. Вот, смотрите.

На первой фотографии они увидели убогое полуразрушенное здание, а вокруг него — банки с краской, мусор, щебень. Там же была разметка, сделанная полицейскими при осмотре. На следующих снимках — увеличенные изображения с первой фотографии.

— Это место, где обнаружили тело Лары. Заброшенный дом в Усере, недалеко от Ранчо-дель-Кордовес. Для тех, кто не из Мадрида: это был район трущоб, где наркотой торговали на каждом шагу, полиция туда если и совалась, то только хорошо вооруженная и большими отрядами. В последние годы там все перестроили, этого дома уже нет.

На следующем фото была девушка с закрытыми глазами, мертвая, в окровавленной фате.

— Это Лара. Как видите, ее положили так, будто она позирует. Обратите внимание на следы на земле. Те, что справа, от треноги; фотографии, снятые камерой, которая крепилась на ней, найдены не были, но ножки точно соответствовали треноге, найденной у Мигеля Вистаса. Слева четыре следа от ножек стула — убийца сидел и наслаждался зрелищем.

Другой снимок запечатлел Сусану в Ла-Кинта-де-Виста-Алегре. Положение тела было иным, следы треноги или стула отсутствовали.

— Их вполне могли затоптать полицейские, нашедшие труп, — ядовито заметила Ческа.

Все повернулись к Сарате, он понял, что обязан дать объяснение.

— Она была жива, мы пытались ее спасти…

— Два провала: вы не спасли ее и затоптали следы на месте преступления. Браво! — Ческа снова не упустила возможности задеть коллегу.

— Если была тренога, значит, велась фото- или видео­съемка, — оборвала Ческу инспектор. — Но она нигде не всплыла, верно?

— Верно.

Дальше шло фото черепа Лары. На нем были отмечены три точки.

— Мы уже говорили о различиях: расположение трупа и следы вокруг. А еще диазепам: в теле Лары его следов не найдено. Анализ показал, что она принимала оральные контрацептивы. Больше ничего. Теперь о сходстве. Это насечки, которые были сделаны на голове Лары.

Следующий кадр, насечки