пронзает острая боль в животе. — Как ты узнала?

— Как? — ее пухлые губы изгибаются в игривой улыбке. — Ты странно ходил, опираясь на одну ногу. И по дороге сюда все время смотрел на свою лодыжку, — она пожимает плечами, как будто ее навык наблюдения вообще ничего не значит.

Но для меня это важно. Ведь это часть уравнения; одна из необходимых переменных, помогающих решить проблему.

Она нависает надо мной, и меня отвлекает прикосновение ее кожи к моей — это как искра химии между нами.

— Ты надел контактные линзы, — говорит она. — Хорошо, — затем запускает пальцы в мои волосы, чтобы взъерошить их. — Так лучше. Теперь расстегни рубашку.

С едва сдерживаемым негодованием я делаю, как велено, плетусь за ней, когда она приближается к одинокому отставшему в конце очереди. Предполагается, будто я изображаю роль… придурка… и все же Блейкли делает так, что эта роль кажется слишком реальной.

— Нам нужны билеты, — говорит она парню.

Он усмехается и оглядывается по сторонам.

— Все распродано, малышка.

— Сколько? — настаивает она.

Он сильно шмыгает носом и засовывает руки в карманы своей безразмерной куртки. Затем оглядывает ее с ног до головы.

— У меня только два, — говорит он, — по пятьсот за штуку.

Блейкли и глазом не моргает, когда лезет в свою сумку через плечо и достает кошелек на молнии. Отсчитывает наличные, и парень тянется за пачкой.

— Покажи мне билеты, — требует она.

Он лезет в карман и достает два билета, которые, на удивление, не выглядят фальшивыми. Они заключают сделку.

Когда мы подходим к очереди, я смотрю на нее.

— Откуда ты узнала, что у него билеты?

— Боже, ты задаешь много вопросов.

И, правда. Я беру это на заметку, так как не хочу, чтобы она еще больше заподозрила мои мотивы.

— Просто любопытно.

— Таким вещам учишься, когда имеешь дело с раздолбаями, — говорит она.

Я уверен, что в какой-то степени это правда. Но есть причина, по которой определенные люди выбирают определенный карьерный путь. Детективы, следователи, политики. У них развиты инстинкты и врожденная способность разбираться в людях.

Эмпатия играет определенную роль.

Для Блейкли этот навык не столько врожденный, сколько приобретенный. Развитый и отточенный.

Существует два вида эмпатии: когнитивная и эмоциональная. Когнитивная эмпатия — это способность понимать, что чувствуют другие. Эмоциональная — способность чувствовать то, что чувствуют другие.

Это решающая разница.

Когнитивная эмпатия в руках психопата — опасное средство. Они могут читать человека, распознавать его уязвимые места и использовать их против него.

Из наблюдений я понял, что Блейкли обладает замечательной когнитивной эмпатией. На самом деле, настолько замечательной, что она способна использовать эмоции людей, дабы манипулировать ими и ситуацией.

У Мэри были дневники, наполненные информацией об этой характеристике, и я изучил их от корки до корки. Моя сестра была экспертом в своей области, во многом таким же, как я в своей. Я никогда не понимал, насколько сильно психология и наука пересекались, пока сестры не стало.

Сейчас слишком поздно говорить ей об этом.

Мы подходим к входной двери склада. Дородный вышибала с массивной шеей подмигивает Блейкли, принимая наши билеты. Он не замечает меня и обращается непосредственно к ней.

— Хочешь быть ринг-гёрлз? — говорит он ей. — У нас есть вакансия.

С таким же успехом я мог бы и не существовать. Эти мужчины не считают меня соперником. Даже для Блейкли я не являюсь каким-то непреодолимым препятствием.

— Спасибо, у меня есть работа, — говорит она. — Я пришла насладиться боями.

Он хмыкает и кивает, очевидно одобряя ее реакцию. Это же блеф? Она когда-нибудь раньше была на боях? Просматривая толпу ранее, я мысленно подсчитал около шестидесяти человек. Вероятно, это постоянные клиенты.

Вышибала распахивает перед нами дверь склада, и там стоят еще двое мускулистых парней, ожидающих, чтобы обыскать нас, потом мы входим в темное подбрюшье города. Упаковочные коробки и сборочные машины убрали, чтобы освободить место для огражденного ринга в центре с ограниченным пространством для стоящих зрителей вокруг него.

Мы пробиваемся в толпу, поскольку люди соперничают за лучшую позицию для обзора ринга. Но мы здесь не для того, чтобы наблюдать за боем, поэтому я беру Блейкли за руку и веду нас сквозь толпу в менее людное место.

В середине здания возведено восьмиугольное кольцо из сетчатого ограждения. Саму арену окружают баррикады для контроля толпы, а бетонный пол устлан гимнастическими матами.

Как и в ночном клубе, здесь есть VIP-зона — место, где богатые и элита могут беспрепятственно наблюдать за боем.

Я киваю в сторону импровизированных трибун, и Блейкли понимает мой намек. Она начинает пробираться туда. Как только мы оказываемся рядом, она шепчет мне на ухо:

— Когда заметишь Эриксона, ничего не делай. Даже не смотри.

Я прищуриваюсь на нее, как будто это поможет мне расшифровать ее план.

— Что же мне тогда делать?

Она оглядывает помещение, затем натягивает капюшон своей куртки, чтобы прикрыть лицо.

— Скажу тебе, когда разберусь.

— Хорошо.

Различий между Блейкли и мной слишком много, чтобы сосчитать. Я почти никогда не действую без плана. Тщательно разработанного и проверенного плана с учетом непредвиденных обстоятельств. Блейкли стреляет от бедра… за неимением лучшего сравнения.

Возможно, это самый опасный аспект из всех, что есть в ней.

Там, где я полагаюсь на структуру и рутину, она импровизирует. А я требую особого рассмотрения, прежде чем перехожу к этапу тестирования.

Пронзительный вой разносится по складу, значительно успокаивая толпу. Мужчина в черном костюме стоит на ящике и говорит в микрофон. Он ведущий сегодняшнего шоу.

По его словам, сегодня вечером состоится пятнадцать боев. Первый, по его словам, будет между «Везунчиком» Винсом и Майком «Фурой», чтобы уладить разногласия, возникшие у них из-за девушки. Каждый бой продлится три минуты. Далее он излагает список правил.

Я немного погуглил на тему боев ММА, прежде чем мы пришли сюда, просто чтобы быть готовым. Смешанные единоборства. На этом ринге может быть все, что угодно. Несколько минут могут показаться недолгими, но когда ты заперт на баррикаде без правил… спорт превращается в кровавую баню. Если соперник не выбывает или не происходит нокаута, победитель определяется ревом толпы.

Когда ведущий заканчивает, я замечаю медицинский персонал в сторонке.

— А вот и он, — говорит Блейкли.

Следую за ее взглядом туда, где группу людей в костюмах ведут на верхнюю трибуну. Среди них Эриксон, за ним по пятам Брюстер.

Полоса дурных предчувствий проходит по моему позвоночнику, когда я осознаю, что теперь у меня преимущество, пока не напоминаю себе, что все это фарс. В отличие от Блейкли, я здесь не ради