Снова раздался треск мотора, и на плиту выехал Канинген. Увидев его, Сэм невольно вскрикнула и подалась вперед, словно собиралась остановить это смертоубийство. Ричард поднял мотоцикл на заднее колесо. Толпа завопила:

– Бе-лый, Бе-лый!

И снова Сэм услышала рядом голоса: тот же парень теперь знакомил девушку с личностями участников соревнования:

– Судья крут. Никогда не играет честно, вот увидишь, попытается спихнуть Белого где-нибудь ближе к середине. Правилами это разрешено. А Белый… Черт его знает, просто он везучий! Он и двух лет толком не тусуется, но смелый, зараза, я таких в жизни своей не видел!

Смелый? Сэм почувствовала, как по щекам побежали слезы. Смелый? Да как вы не понимаете, что он просто ищет смерти. И сегодня ваш Белый там, наверху, не из-за денег и не из-за славы, а чтобы умереть. Он не будет бороться. Не будет! И не этот Судья его противник, он бунтует против Судьи вечного, против Судьи, создавшего мир и страдания во благо этого мира! Против Судьи, который отнял самое дорогое, единственное, что привязывало его к жизни!

– Это самоубийство! Остановите его! – закричала Сэм, но в реве толпы никто не обратил внимания на ее вопли. – Остановите же его!

Распихивая людей, она бросилась к стартовой площадке. На нее сердито оборачивались, кто-то даже пихнул в бок, но ей было все равно. Ричард стоял там, готовый надавить на газ, готовый покончить с собой, а все эти ублюдки пришли посмотреть на его смерть. Как в Древнем Риме, на гладиаторских боях.

– Пустите! Да отойдите же вы!

Кто-то уступал дорогу, кто-то только ругался вслед, а Сэм все равно бежала, бежала, точно зная, что не успеет.

Он стоял там, гордо вскинув голову, и озирал толпу холодным, безжизненным взглядом. В этих глазах не было и тени мысли, одна спокойная решимость. Решимость человека, уходившего навсегда. Для него ничего не осталось в этом мире, и взгляд его спокойно скользил по бесновавшимся людям, по облакам в небе, по блестевшей стали мотоцикла, единственного друга, провожавшего его в последний путь. Ричард смотрел и не видел. Глаза его были устремлены вдаль, он силился разглядеть вечность, частью которой готовился стать. Губы беззвучно шевельнулись, но Сэм даже на таком расстоянии поняла: «Лаура». Не успеет. Она точно не успеет. Вот на стартовую плиту поднимается человек с пистолетом в руке, Ричард и его противник замерли в ожидании выстрела. Сейчас они сорвутся с места, и Сэм никогда его больше не увидит. Еще бы минуту, еще бы полминуты и она докричалась бы! Душа рвалась туда, к нему, а бренное тело, закованное в неудобную, раздражавшую одежду, не могло двигаться быстрее. Не помня себя от ярости, от злости на собственную беспомощность, Сэм закричала. Закричала, ни на что не надеясь, просто из страшной, гложущей сердце потребности действовать, когда действовать уже не имеет смысла. И неожиданно… Сначала она даже не поняла, почему слышит собственный голос, почему и другие его слышат. Почему люди обернулись. А потом вдруг сообразила, что вокруг тихо. Вероятно, толпа, ожидавшая сигнального выстрела, на одно мгновение смолкла и как раз в эту единственную секунду Сэм, хрипя и задыхаясь, из последних сил прокричала:

– Не-ет! У тебя есть сын!

В полной тишине после глупых, бессмысленных воплей этот истерический, надрывный крик прозвучал так неестественно дико, что толпа дрогнула. Ричард обернулся, глаза его устремились вниз. И среди, быть может, тысячи застывших лиц он увидел одно, искаженное ужасом, не похожее на другие, со слезами на щеках. Бледное и до боли знакомое. Губы прошептали: «Кевин». И неожиданно, из глубины далекого, забытого прошлого возник белокурый образ с темными глазами и пушистыми ресницами.

Раздался выстрел. Сэм показалось, что это выстрелили в нее. Острая боль вонзилась в самое сердце, и, уже падая, она почувствовала, что на душе стало легче. Ричард услышал! Ричард понял! Она видела, как его глаза наполнились смыслом. Он будет бороться. Отныне он будет бороться за себя и своего ребенка.

Сэм открыла глаза и увидела бесконечно темное небо. Огромный купол, где среди серых мохнатых облаков сияла луна и светили тысячи звезд.

– Гляди-ка ты, вроде очухалась!

– Глаза открыла.

Над Сэм стояли двое лысеньких байкеров, из тех, что давно на пенсии, а все неймется. Один из них усиленно поливал пострадавшую виски, потому как больше, вероятно, было нечем.

– Дамочка, вы живы?

Сэм попыталась загородиться рукой от льющейся жидкости, но от этого виски только попало в глаза. Благо джентльмены догадались, что леди уже не нуждается в горячительных напитках, и прекратили свою оригинальную терапию.

– Все хорошо, все нормально. – Отчаянно пытаясь за неимением платка хоть рукавом куртки протереть глаза, Сэм поднялась на ноги.

– Я позабочусь о ней, спасибо. – Знакомый голос прозвучал где-то совсем рядом, но Сэм не могла ничего увидеть, глаза страшно слезились. – Хватайся за шею. – Неожиданно чьи-то сильные руки подхватили Сэм.

– Ну вот так всегда, – проворчал один из старичков, тот что был в ярко-оранжевых штанах и бандане в горошек.

– Мы над ней хлопотали-хлопотали, а молодой пришел – и нет дамы, – согласился другой с тяжелым вздохом.

Тут Сэм почувствовала, что ее куда-то посадили. Глазам стало немного легче, и в блеске огней доков она увидела его. Ричард, устроив ее на импровизированном диване, сделанном из машинного сиденья, сам присел на корточки.

– Ты как?

Сэм, как бы слаба она ни была после обморока, размахнулась и залепила Канингену пощечину. Точнее, пощечиной этот удар можно было считать лишь условно, потому что метили его по щеке, а попал он аккурат по затылку, так как наказуемый субъект очень не вовремя присел. Одним словом, пощечина в проекте на практике переросла в хороший подзатыльник.

– Дурак! Мальчишка! Решил покончить с собой?! – Сэм наклонилась немного вперед и теперь подобно грозовой туче буквально нависла над Канингеном. – Я тебя спрашиваю!

Ричард, явно не ожидавший такого натиска от человека, минуту назад безжизненно лежавшего на земле и поливаемого виски в целях срочной реанимации, несколько опешил. Это и послужило главной причиной того, что и от следующего подзатыльника уклониться он не успел. Сэм была в ярости.

– Что ты молчишь? – По щекам блестящими дорожками опять побежали слезы. – Что?!

– Я… – Канинген виновато замялся.

– Ты! Ты! – возопила Сэм, пользуясь его замешательством. – Не я и не тот парень, а ты! Это твоя жизнь, а ты, вместо того чтобы устроить ее, хочешь… Так вот послушай меня, эгоист чертов, у тебя есть обязанности перед теми людьми, которые тебя любят, которым ты небезразличен! Конечно, как легко влететь на мотоцикле в контейнер! Говори, что ты молчишь?! Или я не права?

– Права. – Ричард поднял глаза и посмотрел на Сэм. – Права.

– Ты взрослый человек, а решаешь свои проблемы, как мальчишка. Подростки лет в шестнадцать так поступают, потому что еще не умеют любить, потому что еще думают только о себе! А ты взрослый! Слышишь? Так и решай свои проблемы, как взрослый.