Деньги отыскались быстро.

— Надеюсь, этого хватит? — спросила, доставая монеты. — Вам в шляпу насыпать или к ногам кинуть?

Я тоже могла обижать, когда меня загоняли в угол. А Вайолет меня оскорбил, как никто другой до него.

Гневный рык мужчины разнесся по пустому помещению.

Миг. И расстояние в несколько метров между нами сократилось до пары сантиметров.

Глазом не успела моргнуть, а Вайолет уже находился рядом, гневно сверкая желтыми глазищами. Его руки тянулись ко мне, все больше напоминая лапы с когтями.

Привидится же такое.

— Не сссмей, — гневный окрик, раздавшийся от входа, привел Вайолета в чувства.

Я бы могла собой гордиться.

Почти не испугалась. Почти не сдвинулась с места. Почти ответила на нападки.

Спасибо Платону, что не дал в обиду. Иначе точно стала заикой.

Когда злой злобный мужик в два раза больше беззащитной девушки набрасывается на эту самую беззащитную девушку и не такое может случиться.

— Платон, а ты что тут делаешь? — рыкнул Вайолет, пряча руки за спину.

— Я бы хотел у тебя спросить тоже самое.

Платон подошел ко мне, взял за руку. Успокаивающим жестом провел по ладони. Как бы говоря — все в порядке, не переживай понапрасну.

Его гневный взгляд сверлил племянника.

— Девушку жду, — Вайолету как виновной стороне приходилось оправдываться. Что ему совершенно не нравилось.

— Так и жди, а к моей не приставай.

Я покосилась на Платона после услышанного. Какая я его девушка? Он что несет? Сока перепил на приеме? Или чего другого? Покрепче.

Хотя я не видела, чтобы Платон налегал на крепкие напитки. Он и шампанское всего лишь пригубил в самом начале вечера, да и только. Больше делал вид, что пьет.

В этот миг недалеко от нас открылась дверь и в нее выплыла Алина. Свеженакрашенная, как новая копеечка, только что сошедшая с конвейера.

— Вайолет… Платон… Полина, — чем дальше она произносила имена, тем сильнее меркла ее улыбка. — Вы все здесь.

— Мы уже не здесь. Мы уже там, — Платон указал на дверь. — Пойдем, Полина. Здесь не стоит больше находиться. А с тобой я потом поговорю, — последнее относилось к Вайолету. Во всегда мягком голосе господина Посла слышались стальные нотки.

Я не протестовала, когда Платон уводил меня. Я молчала, когда мы шли мимо гостей. Я не издала ни звука, когда мы садились в шикарный автомобиль Платона, подогнанный тотчас, как мы оказались за воротами резиденции.

— Что это было? — наконец не выдержала.

— А я все ждал когда ты задашь вопрос, — криво улыбнулся мужчина, кладя руки на руль.

— И что же? — хотелось узнать его версию. Не часто меня называют чьей-то девушкой, не ставя заранее в известность.

— Я хочу называть тебя своей девушкой. Это плохо? — Платон был прямолинеен. Другого от него и не ожидала.

— Это не просто плохо, это возмутительно, — выдала чересчур эмоционально.

Сцепила руки в замок и зажала их между коленями, чтобы, ни дай Бог, не наброситься на мужчину с кулаками.

Мне нельзя. Я же девушка. А не какой-то там индюк.

— Я так и думал, — Платон завел автомобиль. — Но ты поразмысли над моим предложением. Я серьезно.

Вот и поговорили. Я не знала что ответить мужчине. Выбрала нейтральное.

— Я домой хочу.

— Даже не сомневаюсь, — красивые брови взлетели вверх и вновь опустились на свое привычное место.

Машина плавно покатила по улице ночного города, унося нас прочь от резиденции.

— Как ты могла ее бросить? — кричала мама, потрясая полотенцем.

— Мам, она взрослая женщина. Ей двадцать. Ты постоянно мне говоришь, что двадцать это возраст самостоятельности, — напомнила. — Что надо нести ответственность за принятые решения.

— Это к тебе относится, а не к Алиночке. Она младшенькая. Ты не сравнивай.

— Мама, у нас разница пятнадцать минут или сколько там ты говорила?

— У вас разница в год. Посмотри в паспорт.

— Мы из двойни. Ты забыла? Из одной двойни. Или я ошибаюсь? Может быть ты меня под кустом нашла, потому такое отношение. Или я не твоя дочка? В чем причина такого предвзятого отношения ко мне и лояльного к Алине? — не выдержала и, наконец, сказала то, о чем думала долгие годы.

— Да как ты смеешь говорить такое? И кому? Родной матери. Ты неблагодарный ребенок, которая постоянно что-то хочет, которой всего мало, которая требует и требует. Ты о сестре подумай. О младшей. А ты только о себе. О своих нуждах и хотелках.

Чуть воздухом не поперхнулась, когда услышала мамины слова.

— Ты только ее любишь. Постоянно слышу — Алина то, Алина сё. А я для тебя Полька. Дочерью называешь только когда что-то надо.

Когда плотина прорвалась, то водяной поток не удержать. Так произошло и со мной. Все обиды, накопленные за долгие годы, выплеснулись наружу, показав свое уродливое лицо.

Эмоции брали верх. Я никак не могла с ними совладать и чем дальше, тем становилось хуже.

В первую очередь мне. Я понимала, от того, что выскажусь, ничего не изменится. Мама не поменяет своего отношения. Ни ко мне. Ни к Алине.

Как ставила ее на пьедестал, так и будет возносить. Я же для нее по остаточному принципу. Старшая дочь, как она привыкла говорить. А Алина любимая доченька. Этим все сказано.

Нас прервал вернувший отец.

— Девочки, что вы тут шумите?

— Ты представляешь эта …, - мама чуть не сказал мерзавка. — Полина. Оставила нашу Алиночку непонятно с кем и непонятно где.

— Да на улице она стоит. Разговаривает.

— Кто? — мамины глаза округлились до размера царских золотых, что мы как-то видели в музее.

— Алина, — пожал плечами папа. — Кто же еще?!

— Как стоит? Она же на приеме осталась, — мама резко повернулась в мою сторону. — Ты же сказала.

— Так, видимо, прием закончился. Ее домой и привезли, — пояснил отец.

— На чем привезли? Почему так рано? Еще даже полночи нет, — мама смотрела то на меня, то на отца.

— Не ты ли мне говорила, что все порядочные девушки должны до двенадцати ложиться спать?

В уголках глаз отца застыли смешинки, когда он напоминал об этом матери.

— Что ты такое городишь? Твоя дочь на улице. Неизвестно с кем. А ты так спокойно мне об этом говоришь? — накинулась мать на отца.

Я под шумок начала пятиться к выходу из кухни. Отца, конечно, жаль, попал под горячую руку. Но я так устала. Вначале сборы на этот дурацкий прием. Потом разборки с Алиной. Затем с ее индюком. Еще Платон надумал непонятно что предложить. Вишенкой на торте оказался разговор с матерью. Спать хочу. В постель хочу. Ничего не хочу.