– Что-то о нас ничего нет, – усмехнувшись, заметил грузный мужчина с пивным брюшком, стоявший у барной стойки. – Что, уже не актуально?

Гуров, в этот момент забиравший свой заказ, заметил, как бармен сделал пузатому мужику «страшные» глаза и кивнул в его сторону.

– Чего? – по-простецки отреагировал тот и, не скрываясь, повернулся в сторону полковника, с любопытством осматривая его. – Чего ты?

По-видимому, не найдя во внешности Гурова ничего примечательного, пузан снова повернулся к бармену, глядя вопросительно и с недоумением. Но сам Лев тут же понял, что разговор может оказаться интересным, и не стал отходить далеко. Он устроился за ближайшим столиком и сделал вид, что усердно занимается своим блюдом и смотрит телевизор. Сам же вполглаза то и дело посматривал на беседующих и в оба уха слушал.

– Чего ты? – чуть тише повторил пузан, поняв, что здесь скрывается какой-то подвох.

Бармен стал что-то бубнить, понизив голос до уровня полной нелегальности, и Гурову, как он ни старался, не удалось расслышать ни слова. Но по тому, с каким интересом пузан еще несколько раз оборачивался в его сторону, он понял, что речь идет о нем.

«Похоже, о целях моего появления здесь осведомлены уже все», – с легкой усмешкой подумал Лев, пережевывая мясо.

Продолжая делать вид, что ему нет никакого дела до мужчин, беседующих у стойки, он вскоре добился того, что бдительность их ослабла, и они начали говорить громче.

– …Дима сам не свой ходит, – машинально перетирая стаканы, говорил бармен. – Витек заходил, говорит, с тех пор как этот здесь появился, все штабные на ушах стоят. Калач раз сто сегодня ездил куда-то, Дима, бедный, только коньяком и жив. Даже подходить к нему боятся.

– Нервничает?

– Еще как! Слова сказать нельзя, сразу крыть начинает по-черному. И в дело, и не в дело.

– А чего он, раскопал, что ли, чего-то на них? – таким же конспиративным полушепотом спрашивал пузан.

– Я-то откуда знаю? Мне не докладывают. Я человек маленький, крутыми делами не ворочаю. Водки налить, стакан помыть – вот и вся моя забота. А с этими своими делами пускай сами разбираются. Мне даже знать не интересно. Витек говорил, он документы какие-то требует, – продолжал бармен, несмотря на заявленное только что полное равнодушие к чужим «делам». – А Калач показывать не хочет, боится, что раскроются все их здешние шуры-муры.

– Это насчет того солдатика, что погиб?

– Да нет, похоже, дело не в солдатике. У них там со снарядами какие-то непонятки вышли. Вроде на том складе их вообще не должно было быть, а они вдруг оказались.

– Как это? – удивленно спросил пузан.

– Я-то откуда знаю? – в досаде на непонятливость собеседника, чуть не во весь голос проговорил бармен. – Сам знаешь, Калач, он… крученый. У него что хочешь может оказаться.

– Да, Калач мужик мутный, – согласился пузан. – Это все говорят.

Почти не слыша телевизионного диктора, Гуров полностью сосредоточился на разговоре, происходившем возле барной стойки. Он так увлекся, что даже забыл про свой стейк и застыл, весь обратившись в слух, остановив на полпути вилку с куском мяса. Когда в разговоре возникла пауза, Лев поспешил вновь сосредоточить свое внимание на заказанном блюде, опасаясь, что его «нелегальную деятельность» раскроют, и он не сможет подслушивать дальше.

Но вскоре стало понятно, что дальше слушать нечего. Бармен и его упитанный друг сменили тему и стали вспоминать забавные случаи из армейской жизни, в том числе и с участием вышеупомянутого Димы, под которым, во всей видимости, подразумевался Рыбаков.

Выслушав несколько баек, Гуров понял, что делать ему здесь больше нечего. Зал постепенно заполнялся «вечерними» посетителями, пришедшими сюда, чтобы отдохнуть и расслабиться, надоедливый голос диктора сменился негромкой музыкой, и стало понятно, что до поздней ночи в этом зале больше никто не захочет говорить «о делах».

Расплатившись, Лев вышел на свежий воздух и, с удовольствием вдыхая вечерню прохладу, неспешным шагом направился в гостиницу.

– Лев Иванович! Ну наконец-то! – неожиданно раздалось за его спиной. – А я уж с ног сбился. Пришел в гостиницу – говорят, уехал, стал расспрашивать – что? куда? – никто ничего не знает.

Неизменный Стрелков, запыхавшийся так, будто только что пробежал стометровку, суетливо догонял полковника, и тот, невольно вспомнив про оставленный в прикроватной тумбочке пистолет, мысленно посетовал: «Жаль, не взял».

– Как же это вы, а? – между тем продолжал Стрелков. – Нельзя же так… внезапно. Вы бы хоть предупредили.

– О чем? – всем своим видом показывая, что гостей сегодня больше не ждет, спросил Гуров.

– Ну как же… что уезжаете. Покидаете нас. Мы бы тогда уж и не волновались. А то ведь мало ли что. Вдруг случай какой-нибудь… неприятный. А на нас – ответственность. Скажут потом, что такого важного человека на произвол судьбы бросили, не берегли. Что мы тогда будем делать?

Эти постоянные намеки на «неприятные случаи» начинали уже раздражать Гурова.

«Что за идиотская фишка? – думал он. – Они что, таким образом пытаются напугать? Показать, что у них «длинные руки»? Так у меня у самого не короткие. Еще неизвестно, чья возьмет. Что за хамство, вообще? Угрожать чуть ли не открытым текстом полковнику УВД! Да еще из столицы. Совсем страх потеряли, обормоты».

Но Стрелков, кажется, угрожать не стремился. Разливаясь соловьем, он говорил о заботе и о том, что они очень хотят создать важной персоне, приехавшей к ним с проверкой, максимально комфортные условия.

– А иначе как? Иначе с нас взыщут. По всей строгости. И поделом. Как же? Иначе просто нельзя. Впрочем, все это уже неважно, – поспешил закруглиться Стрелков, взглянув на перекошенную от гнева физиономию полковника. – Главное, я убедился, что с вами все в порядке и вы благополучно прибыли обратно. Вот… тут небольшой гостинец, – добавил он, протягивая полковнику наполненный чем-то пакет. – Мне поручили передать. Ничего особенного, фрукты, аперитив. В номере фрукты не предусмотрены, я знаю. Хотя и люкс, но… Как говорится, «люкс по-армейски». Поэтому мы решили возместить, так сказать, временные неудобства.

Стрелков все держал на весу пакет, протягивая его Гурову, но тот не спешил принимать этот «гостинец». Уже поняв, что с новыми знакомыми нужно держать ухо востро, он не хотел давать повода для обвинения во взятке.

– Спасибо, но фрукты я, к сожалению, не ем, – выразительно взглянув на Стрелкова, ответил он. – У меня от них дисбактериоз. И вообще, я сегодня пораньше спать лечь хотел. Устал с дороги. Так что, извините. Спокойной ночи.

Лев развернулся и, оставив обескураженного Стрелкова стоять с протянутым пакетом, пошел в гостиницу.

Поднимаясь в номер, он отметил про себя, что майор, несмотря на все свои чрезвычайные беспокойства, не особенно интересовался, куда именно он ездил. Не уточнял маршрут, не спрашивал про пункт назначения, даже не намекнул, что это его интересует. На первый взгляд это можно было бы отнести к его деликатности, но Гуров очень хорошо понимал, что его персона интересует командование части в такой степени, что никакая деликатность не помешает задать нужный вопрос.