волнение, пережитое еще тогда, когда он поцеловал ее в лесу.

Пока что граф вовсе не забыл Шенду; он неотступно думал о ней и о том, что от нее узнал, все время, пока одевался к обеду. Потом он спустился в гостиную, куда должны были сойтись гости, живущие в замке, а также кое-кто из соседей, приглашенные на обед. Он поймал себя на мысли, что вместо восторга и страсти, которые прежде внушала ему Люсиль, теперь он испытывал к ней одно только отвращение. Как это он мог находить ее привлекательной, когда у нее руки в крови солдат, чьи жизни она продавала врагу не многим дороже, чем за тридцать серебрянников? Он разоблачит ее и будет очень рад, когда ее повезут на допрос в лондонский Тауэр.

И тут только он осознал, какую необыкновенно трудную роль ему предстоит сыграть, чтобы до конца исполнить поручение лорда Барэма. Одно дело – победить врага в открытом сражении. И совсем другое – притворяться влюбленным в женщину, в которой видишь смертоносную гремучую змею. Однако ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Люсиль заподозрила, что его любовный пыл угас и что причина тому – возникшие у него подозрения. Стоит ей что-то почувствовать, и человек, которого они выслеживают, который так щедро расплачивается наполеоновским золотом, затаится и ускользнет.

Годы во флоте, особенно годы капитанства, приучили графа полностью владеть собою и не давать воли своим эмоциям. Он умел не выказывать страха перед лицом заведомо превосходящего противника. И теперь намерен был, ради Англии, скрыть от Люсиль, что за чувства она ему внушает.

Когда она смотрела на него страстным взором и вполголоса произносила. слова, которые еще вчера оказали бы на него воспламеняющее воздействие, он ощущал в груди одну ненависть. Когда за обедом она не давала ему разговаривать ни с кем, кроме себя, и позже, за карточным столом, когда ему предоставлялась привилегия оплачивать ее проигрыш, он думал о серых глазах. О глазах, по-детски невинных и ясных, и о мягких' девичьих губах, которые он однажды поцеловал.

Он понимал, как опасно для такого прелестного и чистого существа соприкасаться с дамой, подобно Люсиль. Понимал, Что его близость с этой сластолюбивой женщиной способна вызвать у Шенды омерзение. Нельзя допустить, чтобы она увидела, до какой низости может дойти развращенная женщина, пусть и носящая титул. Но ведь если Шенда станет прислуживать Люсиль, она не может не заметить утром развороченную постель и смятые подушки. И как бы ни была она чиста и невинна, все-таки должна будет понять, что там происходило ночью.

И граф решил по возможности оградить Шенду от всего этого. Очутившись в углу гостиной вдвоем с Люсиль, он выбрал миг, когда никто посторонний не слышал, и шепнул ей:

– Сегодня ночью приходите ко мне.

– В вашу комнату? – удивилась Люсиль.

– Потом объясню, – сказал граф. – Но сделайте, как я прошу.

Тут их уединение было нарушено одним из гостей, который подошел проститься, и больше граф ничего не прибавил.

Когда Люсиль в прозрачном пеньюаре, окутанная соблазнительным ароматом французских духов, пришла к нему в спальню, он с удовлетворением подумал, что, по крайней мере, Шенда не увидит следов этого преступления.

Много позже, когда они лежали рядом и он знал, что на какое-то время она удовлетворена, она вдруг томным голосом спросила:

– Милый, удивительный Дарвин, вы, наверно, скучаете без моря?

– Да, конечно, – ответил граф. – В моем преклонном возрасте трудно начинать совершенно новую жизнь.

Люсиль рассмеялась.

– Я не знаю юноши, более пылкого и неотразимого чем вы, – сказала она. – Но даже находясь в ваших объятиях, я подозреваю, что вы наверно предпочли бы сейчас рассекать волны, отправляясь в тайную экспедицию.

Последовало молчание. Затем граф, зевнув, проговорил:

– Ваша любовь отняла у меня последние силы, и я сейчас могу только радоваться, что мне не понадобится вставать на вахту завтра на рассвете.

Люсиль молчала, но он понимал, что она ищет новые подходы к интересующей ее теме.

– Расскажите мне, какого вы мнения об адмирале Нельсоне? Он, что, вправду такой привлекательный мужчина, как о нем говорят? – произнесла она.

Она уже решила, что дальше надо будет как бы между прочим спросить, где сейчас адмирал Нельсон, не у леди ли Гамильтон? Но не дождавшись ответа на первый вопрос, повернула голову и увидела, что граф спит.

Прислуживать леди Граттон оказалось вовсе не так трудно, как опасалась Шенда. Когда она принялась помогать ее милости переодеваться к обеду, та поинтересовалась:

– А где же девушка, которая прислуживала мне раньше? Помнится, ее звали Рози.

– Ваша правда, миледи, но она нынче приболела, и домоправительница прислала меня на замену.

Шенда была в чепце, какие носили в замке все служанки. Она натянула его на самый лоб, так что оборка почти завешивала глаза, но леди Граттон даже не взглянула на нее, а только сказала:

– Ну, что ж. Надеюсь, ты знаешь, что надо делать? Потому что у меня нет желания дважды объяснять одно и то же.

– Да, конечно, миледи. И я состою швеей в замке, так что если вашей милости надо что-нибудь подправить в туалете, я могу это сделать.

Леди Граттон тут же оживилась.

– Я собиралась подколоть булавками чехол под сегодняшним платьем, он немного широковат. Но лучше возьми иголку с ниткой и ушей его на мне. Только не забудь, что должна будешь его потом распороть, когда я приду ложиться спать.

– Хорошо, миледи, непременно. А завтра я переставлю пуговицы, чтобы сидел плотно по фигуре.

– Прекрасно. И у меня есть еще одно платье, в котором тоже нужно кое-что переделать.

Уходя, леди Граттон выложила несколько платьев, и Шенда унесла их к себе в мастерскую. Так как ей предстояло ждать, пока леди Граттон придет ложиться спать, чтобы помочь ей раздеться, Шенда раскрыла книгу, позаимствованную из библиотеки, и так зачиталась, что очень удивилась, когда леди Граттон ее позвала и оказалось, что уже второй час ночи.

Ее милость явно спешила, и, облачившись в немыслимо прозрачную ночную сорочку, тут же распорядилась:

– Все, можешь идти. Подыми меня завтра утром в десять и ни минутой раньше!

– Хорошо, миледи, – пробормотала в ответ Шенда.

– И не забудь про платье, которые ты должна поправить, – добавила леди Граттон.

– Конечно, миледи.

Когда Шенда шла по коридору и потом вверх по лестнице в свою комнату, у нее промелькнула мысль, что леди Граттон в кровать почему-то не легла. Очевидно, у нее была на то причина.

Но Шенда страшно устала и, раздевшись и едва коснувшись щекой подушки, заснула крепким сном.

Утром Шенда помогла леди Граттон одеться и так красиво причесала ей волосы, что та пришла в восторг. Да еще успела удачно переделать два платья. Поэтому вечером, переодеваясь к обеду, леди Граттон сказала ей: