Маклер почувствовал нерешительность Мигеля:

— Делай как хочешь, еврей. Я пробуду здесь еще час-другой. Если хочешь провернуть сделку, лучше поспешить.

Прежде чем Мигель успел ответить, он услышал новый голос:

— Поспешить так, чтобы этот человек не успел узнать правду.

Женщина говорила, словно актриса со сцены. Она стояла руки в боки, выпятив вперед внушительную грудь, вызывающе глядя на мужчин.

В черном с желтым платье она походила на пчелу, причем очень симпатичную, хотя и была немного старше женщин, которые обычно нравились Мигелю. Мигель не мог решить, кто перед ним — девица легкого поведения или мегера.

— В чем заключается правда? — осторожно спросил Мигель, в котором крепло недоверие к этим махинаторам.

Против этих побитых жизнью мужчин выступила красивая женщина, уверенная в себе и решительная. Мигель тотчас решил, что она вызывает в нем гораздо больше доверия, чем этот моряк и его товарищи.

— В том, что корабль, о котором они говорят, цел и невредим, — сказала она. — И им это отлично известно.

Мужчины за столом переглянулись.

— Мы с вами встречались, мамаша? — спросил старший. — Вам следует хорошо подумать, прежде чем обвинять человека публично, наносить вред его деловой репутации и прочее. Иначе, — добавил он, взглянув на своих товарищей, — он, а также его друзья могут обидеться и отшлепать вашу круглую попку.

— Вы меня знаете. Я Гертруда Дамхёйс, а вы были тем добрым незнакомцем, рассказавшим мне о крушении "Милости ангела", корабля, акциями которого я владела. Вы были настолько добры, что купили у меня акции за полцены. А потом через несколько недель корабль пришел в порт — строго по плану и с полным грузом.

— Вы ошибаетесь, — сказал старший.

— Я не могу гарантировать, что все слухи, которые до меня доходят, правдивы, — одновременно с ним сказал маклер.

Поняв, что они себя выдали, компания одновременно поднялась из-за стола и бросилась к выходу.

— Бежать нам за ними или вызвать ночной патруль? — спросил Мигель.

Гертруда Дамхёйс покачала симпатичной головкой:

— Я точно не побегу, задрав юбки, в темноте за шайкой негодяев, которые собьют меня с ног одним ударом.

Мигель засмеялся, почувствовав внезапный прилив дружеских чувств и благодарности:

— Мне показалось, вы были только что необычайно храбры.

Она улыбнулась. Улыбка была широкой, обворожительной и жемчужно-белоснежной. У Мигеля перехватило дыхание, словно он увидел что-то запретное.

— Легко быть храброй в окружении нескольких дюжин мужчин, которые не потерпят, чтобы на женщину напали. Другое дело — преследовать воров в темноте. — Она вздохнула и приложила ладонь к своей груди. — Видит бог, я не отказалась бы от стаканчика. Вы видите, я вся дрожу. — Она протянула дрожащую руку.

За кружкой пива Гертруда объяснила, что эти люди зарабатывали на жизнь тем, что узнавали имена людей, которые вложили деньги в определенные корабли, а потом выслеживали их и делали так, чтобы инвесторы могли случайно услышать разговор. После этого было совсем нетрудно убедить расстаться с акциями даже самого недоверчивого человека.

— Их жертвы губит необходимость решать поспешно, — сказала ему Гертруда. — Решение было необходимо принять тотчас или терпеть убытки. Мне была невыносима мысль, что я могла избежать бедствия, но мне не хватило смелости принять решение. Как они говорят, терпеливая собака ест кролика, а нетерпеливая остается голодной.

Мигель был покорен естественностью, с какой вела себя Гертруда, — по-мужски и одновременно обольстительно. Она объяснила, что ее муж, который не сделал для нее ничего хорошего при жизни, оставил ей после смерти солидное состояние. Большая часть средств была помещена в различные предприятия, но тем не менее у нее было несколько гульденов, которыми она могла сама распоряжаться.

После того вечера у них вошло в привычку курить и выпивать вместе, но многое в жизни вдовы оставалось неведомо Мигелю. Она мало говорила о себе, Мигель даже не знал, в какой части города она живет. Она просила Мигеля выступать ее посредником, но все сделки были незначительными, хотя в ее распоряжении явно имелись куда большие средства. Иногда она исчезала на несколько недель, никогда не предупреждая Мигеля об этом заранее и никогда не объясняя свое отсутствие после возвращения. Она постоянно флиртовала с Мигелем, наклонялась к нему близко при разговоре, демонстрируя свои прелести в глубоком вырезе платья, интриговала его разговорами, сладострастными и туманными.

Однажды в летнюю ночь, после того как они выпили слишком много пива, а потом промокли под дождем, Гертруда наклонилась к нему и прошептала в ухо какую-то милую чепуху. Он крепко поцеловал ее в губы, ударившись зубами о ее зубы, когда пытался просунуть руку в вырез платья. Гертруда высвободилась из неловкого объятия и сказала какую-то колкость, но было ясно, что Мигель перешел границу и она не потерпит повторения подобного. При следующей встрече она подарила Мигелю небольшой томик "'t Amsterdamsch Hoerdom", путеводитель по проституткам и борделям города. Мигель поблагодарил ее со смехом, но на самом деле почувствовал унижение большее, чем при банкротстве, и поклялся себе, что никогда впредь не станет жертвой ее амурных уловок.

А потом был еще Хендрик, мужчина лет на пятнадцать ее моложе. Гертруда почти всегда держала его при себе. Иногда в тавернах он сидел отдельно, пока она вела деловые разговоры, но никогда не выпускал ее из виду, как дремлющий сторожевой пес. Кто он ей: любовник, слуга или еще кто, — Мигель не мог понять. Она сама ничего не говорила, уклоняясь от ответов столь искусно, что Мигель давно перестал их задавать.

Часто при встрече Хендрик появлялся незаметно, окинув Мигеля взглядом, прежде чем отправиться по своим делам. Однако в его отношении не было никакой злобы. Он называл Мигеля Евреем, полагая, что это остроумно, или выказывая таким образом дружеское расположение. Он часто хлопал Мигеля по спине, всегда чуть сильнее, чем это делают друзья. Но когда они сидели втроем и Мигель задумывался или погружался в свои проблемы, именно Хендрик пытался его отвлечь. Хендрик мог спеть какую-нибудь неприличную песню или рассказать непристойную историю, часто нелестную для него, например, как он однажды чуть не утонул в лохани с конским навозом. Если бы нечто подобное случилось с Мигелем, он бы никогда не рассказал этого, даже чтобы развеселить самого Мессию.

Мигеля возмущало, что Гертруда отказывалась объяснять, какие отношения связывают ее с Хендриком, но видел, что эта женщина тщательно оберегает свои секреты и что с этим приходится считаться. Она понимала, что их дружба, узнай об этом маамад, могла причинить Мигелю серьезные неприятности, и редко появлялась в тавернах, где собирались евреи, или, если того требовали дела, делала вид, что они с Мигелем незнакомы. Конечно, пару раз видели, как он с ней разговаривал, но, будучи женщиной, она оставалась невидимой для представителей его народа. Если они и обращали на нее внимание, то принимали ее за его девку. Над ним даже подшучивали, что ему по вкусу перезрелые голландки.